Главная


Нина Колобаева

Иван Александрович Гончаров и его духовный мир

         Творчество И. А. Гончарова, его биография свидетельствуют о его религиозном мировосприятии. Имя Гончарова стоит в ряду христианских русских писателей, таких как Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский.

         Священник Николай Ремизов в своей работе «Иван Александрович Гончаров в религиозно-этических и социально-общественных воззрениях своих произведений», вышедшей в 1913 г., отмечает: «Иван Александрович Гончаров причисляется к людям, которые специально о религии ничего не писали, богословскими вопросами не задавались и не думали над ними, но которые при всем этом в существе своем, в глубине своей души всегда бывали очень религиозны. В этом смысле Иван Александрович был всегда, от дней детства и до конца жизни своей, глубоко религиозным христианином, скромный во всем, избегавший славы и популярности едва ли не более всех наших писателей, Иван Александрович менее всего был расположен удивлять кого-либо своей религиозностью. Но он носил в себе удивительный родник религиозности, который во всех его произведениях временами брызжет особенною теплотою веры. Религиозные мотивы и проявления у него не часты, но зато они так ярки и так сильны… Вера Ивана Александровича имеет живое, активное свойство, охватывающее весь мир человеческой жизни и мысли. По форме она есть, пожалуй, «старая правда»; веками установившийся строй религиозного мышления и поведения, но в своем содержании и внутреннем существе она есть живая сила, создающая сильный человеческий характер…

         И. А. Гончаров родился 6 июня 1812 г. в старинном поволжском городе Симбирске. Назвали его в честь святого Иоанна Предтечи, день памяти которого отмечали 7 июня – Иваном. Он принадлежал к заметной в Симбирске фамилии. Отец писателя Александр Иванович Гончаров (1754-1819) был человеком религиозным, благочестивым, как отмечает один из первых биографов писателя М. Ф. Суперанский (1864-1930). Мать Авдотья Матвеевна (урожденная Шахторина) была женщиной набожной и в религиозной атмосфере старалась воспитывать своих детей, которых было четверо. Отец писателя умер, когда будущему писателю было семь лет. Многие заботы о воспитании детей взял на себя крестный Николай Николаевич Трегубов, отставной моряк, дворянин, служил артиллеристом на военном корабле. И. А. Гончаров в своих воспоминаниях говорит о нем: «Добрый моряк окружил себя нами, принял нас под свое крыло, а мы привязались к нему детскими сердцами, забыли о настоящем отце. Он был лучшим советником нашей матери и руководителем нашего воспитания». Это был вполне просвещенный человек, образование его не ограничивалось техническими познаниями, он не жалел денег на книги, журналы, которые выписывались из столицы.

         Хорошей воспитательницей своих детей была мать, Авдотья Матвеевна. И. А. Гончаров отмечал: «Мать любила нас не той сентиментальною, животною любовью, которая изливается в горячих ласках, в слабом потворстве и угодливости детским капризам и которая портит детей. Она умно любила, следя неослабно за каждым нашим шагом, и с строгою справедливостью распределяла поровну свою симпатию между всеми нами четырьмя детьми. Она была взыскательна и не пропускала без наказания или замечания ни одной шалости, особенно если в шалости крылось зерно будущего порока. Она была неумолима».

         Мать дома часто молилась, читала акафисты, в доме было множество образов. Биограф И. А. Гончарова Е. Ляцкий отмечал, что в доме Гончаровых «находили приют юродивые; стекались и множились рассказы о святых местах, чудесах, исцелениях. (Ляцкий Е. Гончаров. Жизнь, личность, творчество. Критико-биографические очерки. Изд. 3-е. Стокгольм. 1920, с. 68)

         О религиозном воспитании писателя можно получить представление из романа «Обыкновенная история». Александр Адуев вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял за матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи Божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают добрые и злые дела людей, как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как радуются, когда добрые дела превышают злые. Показывая на синеву дальнего горизонта, она говорила, что это Сион… (ч. 2, гл.VI)

         Много интересных признаний писателя находим в его произведениях, в письмах. Так, в письме к Великому князю Константину Константиновичу Романову от 12-15 сентября 1886 г. он писал: «Христова вера «унаследуется сначала в семейном быту, от родителей, и потом развивается и укрепляется учением, проповедью наставников и, наконец, всем строем жизни христианского общества. (Гончаров И. А. и Романов К. К. Неизданная переписка. К. Р. Стихотворения. Драма. Псков, 1993, с. 52)

         Несомненно, исходя из собственного жизненного опыта делал писатель такие выводы.

         В ста метрах от дома Гончаровых находился храм Вознесения, куда по воскресным дням и православным праздникам ходил Гончаров, ходил вместе с матерью на службы и в храм Живоначальной Троицы. О «всенощных» он упоминает и в очерке «На родине». На всю жизнь сохранил он веру в Бога и был вполне воцерковленным человеком.

         В селе Репьевка, за Волгой в пансионе «для местных дворян» три года (в 1820-1822 гг.) воспитывал Гончарова священник Федор Степанович Троицкий, образ которого представлен в романе «Обрыв». Гончаров называл его «весьма умным и ученым человеком. Он был воспитанник Казанской академии, человек просвещенный, широко образованный». В пансионе была библиотека, там он познакомился с сочинениями Г. Р. Державина, Д. И. Фонвизина и другими авторами. Там он изучал Закон Божий и Священную историю. Протоиерей Троцкий словом и делом повлиял на то, что И. А. Гончаров никогда не изменял евангельским идеалам, а только утверждался в них. Духовные основы жизни Гончарова были заложены в родном Симбирске, в котором среди святынь был и Свято-Троицкий монастырь, где ещё в середине XVIII века были обнаружены нетленные мощи схимонаха Вассиана, у этих мощей совершалось много исцелений.

         Религиозное развитие Гончарова продолжалась в Москве, где он обучался на протяжении восьми лет с 1822-1830 г.  в Коммерческом училище, а с 1831 года в Московском университете. Университет был средоточием русского образования. Годы учебы в университете были отмечены ярко выраженным интересом будущего писателя к литературе и театру. Гончаров посещал храм Никитского женского монастыря. Златоглавая Москва очень привлекала его внимание старинными церквями, древними монастырями, благодаря этому его внимание было направлено на изучение русской истории.

         Лекции в университете развивали ум, приобщали к европейской культуре. В своих воспоминаниях «В университете» Гончаров признает серьезное влияние профессора Надеждина: «Это был самый симпатичный и любезный человек в обращении, и как профессор он был нам дорог своим вдохновенным, горячим словом, которым вводил нас в таинственную даль древнего мира… Он заменял десять профессоров».

          Это была личность удивительная, получил в свое время духовное образование, обучался в Московской духовной академии, имел степень магистра богословских наук, журналист, литературно-театральный критик, историк, этнограф, защитил диссертацию на степень доктора этико- филологических наук. «Богословское образование и христианская вера были ощутимы в его статьях».

          Произвели неизгладимое впечатление на будущего писателя лекции С. П. Шевырева и М. П. Погодина, ставшего позднее редактором религиозно-патриотического журнала «Москвитянин».

         После окончания университета в 1834 г. Гончаров вернулся в Симбирск.

         И. А. Гончарова пригласили служить секретарем к губернатору А. М. Загряжскому, а с 1835 г. уехал в Петербург, поступил на службу в Министерство финансов, в этом ведомстве служил до 1852 г. В этом же году отправляется в кругосветное путешествие на фрегате «Паллада» в качестве секретаря руководителя экспедиции – адмирала Путятина.

         Гончаров в течение своей жизни общался с яркими представителями Русской Православной Церкви. В книге очерков «Фрегат «Паллада» он рассказывает о встрече с будущим святителем Иннокентием (Вениаминовым). Созданный Гончаровым литературный портрет представляет собой яркий документ о жизни святителя (Собрание сочинений в 8 т., т. 3, стр. 391-393).

         Знаком писатель был и с Андреем Ильичом Огородниковым, Симбирским чудотворцем, в 1988 г. он был прославлен как местночтимый, а в 2004 г. – как общерусский святой. И. А. Гончаров был лично знаком со многими царственными особами из семьи Романовых. Он общался с Великими Князьями Константином Константиновичем и Сергеем Александровичем. Иван Александрович преподавал русскую словесность Великому князю Константину Константиновичу. Своим литературным успехом Великий князь Константин Константинович Романов обязан И. А. Гончарову. К. Р. (под таким псевдонимом) писал Константин Константинович Романов свои стихи, он очень ценил личное общение с писателем, он часто приглашал его в свой дворец, беседовал с ним, высоко ценя свои отношения с Иваном Александровичем. В 1884 г. Константин Константинович просит Гончарова дать свой авторитетный отзыв на первый рукописный сборник стихов.

         Гончаров в письме отметил в стихах Великого князя «искры дарования». Он внимательно вглядывался в талант молодого поэта, но не захваливал его, оценивал объективно, стараясь наставить своего ученика на правильный путь в литературе.

         Отношения Великого князя Константина Константиновича к Гончарову выражены в его стихотворении

«И. А. Гончарову»

Венчанный славою нетленной,

Бессмертных образов творец!

К тебе приблизиться смиренно

Дерзал неопытный певец.

Ты на него взглянул без гнева,

Своим величьем не гордясь,

И звукам робкого напева

Внимал задумчиво не раз.

Когда ж бывали песни спеты,

Его ты кротко поучал;

Ему художества заветы

И тайны вечные вещал.

И об одном лишь в умиленье

Он ныне просит у тебя:

Прими его благодаренье,

Благословляя и любя!

         И только через два года Гончаров через Сибирь возвратился в Петербург, где стал посещать храм святого Пантелеймона, протоиерей Гавриил Васильевич Крылов стал его духовником. Все духовно-нравственные проблемы получали оценку отца Гавриила, о чем упоминает Гончаров в письмах своим близким.

         Все священники в этом храме были людьми учеными: либо кандидатами, либо магистрами. Протоирей Гавриил Крылов был человек влиятельный в церковном мире. Он был близко знаком с придворным протоиреем Иоанном Васильевичем Рождественским, обучавшем Закону Божьему Великого князя Сергея Александровича Романова.

         Иван Александрович уважал и любил своего духовного отца «как человека простого и доброго и прекрасного священника». В день Ангела Гавриила Васильевича Крылова, протоирея Пантелеймоновской церкви, духовного отца Гончарова состоялась его встреча с известным духовным писателем Николаем Ивановичем Барсовым (1839-1903 г.), преподававшем русскую словесность в Петербургской духовной семинарии и в женских гимназиях. Советом Петербургской духовной академии он был избран на кафедру пастырского богословия и гомилетики, кафедру эту занимал в звании исполняющего должность ординарного профессора. Он был автором многих трудов, статей церковно-исторического и публицистического содержания, которые печатались в различных журналах и газетах. Многие из этих статей были опубликованы им в книге «Исторические, критические, и полемические опыты». В свое время экземпляр этой книги Барсов подарил Гончарову, Барсов в беседе с Гончаровым поведал ему о том, что «на уроках словесности и при других практических работах он излагает содержание сочинений Гончарова и делает их общую характеристику, наравне с Тургеневым, Островским и другими современными лучшими писателями». Отрывки из романов Гончарова, такие как «Сон Обломова» и из романа «Обыкновенная история», где есть рассуждения о материнской любви, ученицы заучивают наизусть. Это приятно удивило писателя. Отношения с Барсовым продолжались около двадцати лет.

         Было много вопросов, в равной степени волновавших их: это мысли о неразвитости религиозного сознания русских писателей, о разъединении веры и науки в России, о необходимости поднять образование на более высокий уровень и др.

         В окружении Гончарова были люди серьезно воцерковленные, с глубокой и деятельной верой.

         В последние годы И. А. Гончаров часто в беседах «с симпатичными ему людьми говорил о Боге, религии, судьбах Православия, современном духовном и моральном состоянии русского общества. Главное же – о личном спасении».

         Среди близких Гончарову людей были супруги Осоргины, жившие по соседству с ним на Моховой. Кесарь Филиппович, политик, историк, автор ряда книг «Павловск», «Попечительный совет заведений общественного призрения в Санкт-Петербурге», член Попечительного совета заведений общественного призрения в Петербурге, управляющий делами этого заведения. Тема христианского милосердия, благотворительности была близка Гончарову, о чем свидетельствует переписка.

         После о. Гавриила Крылова духовником писателя стал протоиерей Василий Перетерский, который свидетельствует о церковной жизни Гончарова за последние двадцать лет его жизни. Отец Василий был одним из немногих, кто знал истинную духовную жизнь писателя, он свидетельствует о том, что Гончаров исполнял долг исповеди и св. причащения в своем приходском храме, религиозность его выражалась в чтении Евангелия и хождении в храм, в истинном христианском смирении: «Я его напутствовал в последней предсмертной болезни; я тогда получил от него христиански смиренную просьбу, чтобы не хоронили его как литератора на Волковском кладбище, а чтобы похоронили как простого христианина, скромно, просто, без всяких обычно устрояющихся молодежью при погребении литераторов помпы и намерений пышности и шума, в Невской лавре».

         Отец Василий выполнил просьбу Гончарова, он провожал гроб с телом покойного в лавру и после отпевания в Свято-Духовской церкви предал земле на Никольском кладбище.

         Отец Василий служил панихиды над прахом Гончарова. «За много лет личного знакомства и духовных отношений дает мне твердое основание свидетельствовать, что покойный Иван Александрович, по крайней мере за последние 20 лет, был и скончался истинно верующим сыном Церкви православной».

         Анатолий Федорович Кони, близко общавшийся с писателем в своих воспоминаниях пишет: «Глубокая вера в иную жизнь сопровождала его до конца. Я посетил его за день до его смерти, и при выражении мною надежды, что он еще поправится, он посмотрел на меня уцелевшим глазом, в котором еще мерцала и вспыхивала жизнь, и сказал твердым голосом: «Нет, я умру! Сегодня ночью я видел Христа, и Он меня простил…»

         Гончаров веровал глубоко, целью веры он полагал спасение души. Его жизнь – это жизнь настоящего христианина. Идеалом верующего человека для него были «сокрушенные духом и раздавленные жизнью старички и старушки, которые… безропотно несут свое иго – и видят жизнь и над жизнью  высоко только крест и Евангелие».



Христианские мотивы в произведениях Бориса Зайцева.

Роман «Золотой узор»

Овсюкова Полина,

 студентка 1 курса отделения «Живопись»

 Центра подготовки церковных

 специалистов Смоленской епархии РПЦ

         Рассуждая над вопросом религиозности писателей конца XIX начала XX века, нельзя не уделить внимание творчеству русского писателя, одной из последних крупных фигур Серебряного века – Бориса Константиновича Зайцева.

В.А Жуковский, А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, И. С. Аксаков, И. В. Киреевский, Ф. М Достоевский, И. С. Тургенев, Ф. М. Тютчев, Н. С. Лесков, В. С. Соловьев, С.Н. Булгаков, К. Н. Леонтьев, Н. Н. Страхов, другие писатели и философы обращали свой взор к тематике и проблематике веры, Евангелию, Православию. К кому-то приходила убежденность, что быть вне православной культурной традиции значило быть вне русского народа. У кого-то эта убежденность отливалась в категоричные формулы, наподобие следующей: «Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нем ничего нет - да и не надо, потому что Православие - все».

После 1917 года высказывания подобного рода могли себе позволить лишь те представители русской литературной среды, которые оказались вне пределов Отечества. Те писатели, которые в переломный для российской истории и русской литературы не ожесточились в условиях вынужденной эмиграции, а усвоив трагический опыт революционного лихолетья, с терпимостью и покаянием за все произошедшее продолжали осваивать в своих произведениях начала национально-религиозной самобытности, не оставляя при этом надежды на возрождение и обновление духовной, культурной и общественной жизни страны.

Творчество Б. К. Зайцева, который, безусловно, входит в число подобных литераторов, нельзя рассматривать в отрыве от религиозной основы, развивавшейся и упрочивавшейся на протяжении всей жизни писателя. Основу художественного сознания Б. К. Зайцева определяет своеобразное видение мира, когда в сфере его творческого восприятия одновременно оказывались преходящее и вечное, бытовое и умозрительное. Осмысление многих проблем исторического прошлого и современности осуществлялось писателем с учетом особой значимости для человека и общества таких ценностей как любовь, достоинство, культура, вера, православие. Тема религиозных мотивов в творчетве русских писателей волновала таких исследователей, как М. М. Дунаев, И. А. Есаулов, А. М. Любомудров и др.

Зайцев начал свою писательскую деятельность в 17 лет. Дебютировал в печати в 1901 году. Но религиозность его творчества проявилась ярко в эмигрантский период. Зайцев верил, что все испытания назначены нам свыше неспроста. Сам он писал об этом: «…Вижу суровый жребий, Промыслом мне назначенный. Но приемлю его начисто, ибо верю, что всё происходит не напрасно, планы и чертежи жизней наших вычерчены не зря и для нашего же блага. А самим нам – не судить о них, а принимать беспрекословно».

Уже постигший эту истину Борис Константинович Зайцев, отражает новое познание в творчестве своих эмигрантских лет. Например, вышедший в 1923 году роман «Золотой узор» насквозь пронизан именно той обыденной религиозностью, которую имел в себе сам писатель и, которую он желал созерцать вокруг себя.

Еще в дореволюционном творчестве Б.Зайцев склоняется к изображению христианской картины мира. Его волнует темы греха, искупления, проблемы поиска смысла жизни.

В эмиграции все творчество Зайцева приобретает ярко выраженную христианскую окраску.Центральной темой Б. Зайцева в эмиграции становится тема покаяния. Уже для героев первого эмигрантского романа «Золотой узор» религия из отвлеченности превращается в главный регулятор их жизни - внешней и внутренней. При этом определяющим событием жизни внутренней становится покаяние - за себя, за всю русскую интеллигенцию, за идеологическое пособничество в деле революции - богоборческой в своей сути. «Голодные и рваные» каждый день ходят герои к обедне, а затем к вечерне. Только через включение в молитвенное пение они ощущают подлинную свободу, только под сводами православного храма он обретают «воздух и свет». Совсем как герои древнерусских житий, «земные ангелы и небесные человеки», которые тогда же, с двадцатых годов станут и героями Бориса Константиновича Зайцева. Что и не удивительно, ибо для него, прошедшего горнило революции, некогда отвлеченные революционные  понятия перешли в практическую плоскость, на многие десятилетия вперед составив нравственную основу не только творчества, но и самой жизни и важно отметить, что роман во многом автобиографичен. Не стоит упускать из внимания мельчайшие детали, ни одну из которых автор не включает в свое произведение просто так.

Главная героиня романа «Золотой узор» – Наталия Николаевна, говорит о своей судьбе в формате повествования, вбирающего в себя массу невербальных знаков, выражающих трагический опыт предреволюционных и революционных лет российской истории. Также в романе тесно рассматривается вопрос быта отечественной интеллигенции. В начале повествования героиня молода, беспечна и инфантильна. Она не мыслит ни о будущем, ни о прошлом, ни о Боге – ни о чем: «На Страстной Маркуша водил меня к Борису и Глебу, на Двенадцать Евангелий – он был религиозен, я же и не знаю, думала я тогда о религии или же нет. Евангелие, Страсти Господни и облик Христа всегда трогали, но могла ли я назвать себя христианкою? Не смею сказать». Полна и легка была повседневность Натальи Николаевны. Ей и самой казалось уже, что так будет всю жизнь. Однако революция распорядилась по-своему. О выборе, который вставал тогда перед каждым, верно судил муж героини Маркел: «Время разделения людей. Люди… к людям. Звери… ко зверям. И это, значит… испытание для человека». И снова испытание, в котором человеку необходимо надёжное пристанище. Автор подводит к тому, что только вера и сознательное принятие Креста может сыграть эту наиважнейшую роль в жизни каждого человека.

Лирическая проза передаёт религиозное отношение героини ко всему. Её душу тревожит судьба мира, семьи, в частности – сына, её собственная судьба. Религиозность и духовность оплетает сюжетную линию, вера сопровождает, прокладывает путь нашим героям.

«Я подошла, с размаху рухнула к подножью креста, желтый месяц обливал нас с высоты прохладно-мертвым своим золотом, и золотой узор снежинок на терновом венце сына моего был мрачен.

   Я целовала крест. Потом я встала, оглянулась. Дико, и пустынно! Ветер по-разбойничьи гуляет, пробирает холод, может быть, я волк заблудший, заплутавшийся в суровой ночи? Нет, не волк. Нет, я живу и верю, да, сын, лежащий здесь, прости, за все, я искупаю ныне свою жизнь, но я люблю, и я живу, и в сердце моем крест, и в сердце моем страсть, и с нею я пойду. Как жизнь трудна, как тяжко очищение, но... это путь, иду...»

Несение креста родителями на могилу расстрелянного чекистами сына Андрюши стало кульминацией всех событий романа.Знак Креста – знаменует веру в Промысл Божий.

Безусловно, твердая убежденность Зайцева в единстве своей Святой Истины непосредственно повлияла на просветлённых тяжбами героев романа. Наталия Николаевна, как и в светлой своей легкой молодости не мыслила о греховности своей жизни, так и о прошлом вспоминать не хотела : «Не надо жалеть о прошедшем. Столько грешного и недостойного в нем!». Писатель делает важные и глубокие выводы. В своем творчестве Зайцев в значительной мере именно историк, прослеживающий и вкладывающий смысл святости для судеб Руси. Сам находясь в обстановке безбожия и богоборчества в эмиграции – писатель совершенствовал степень духовного развития и в себе, и заботился о возрастании духовности в обществе.  Вера – вот то, что ведёт нас вперед, не давая слабости уступать.

Своим извечным обращением к сфере религии Зайцев демонстрирует лишь то, что считает подлинной надежной опорой в случае жизненных испытаний. Писатель убеждает в том, что житейские трудности ниспосланы нам по справедливости. Он объясняет, что православие не есть путь к материальным благам, но к Истине. Путь этот состоит из ряда препятствий, но мы должны понимать, что благо небесное не дает материального благоденствия. В этой мысли и кроется ответ на вопрос об обретении опоры жизни.

 Размышляя о крестном пути родной страны, писатель приводит в качестве версии диалог афонского монаха с западным паломником в очерке «О судьбе России», в котором на вопрос о том, почему Бог покарал Россию сильнее, чем тот же не менее грешный запад, монах отвечает: «Потому что возлюбил больше. И больше послал несчастий. Чтобы дать нам скорее опомниться. И покаяться. Кого возлюблю, с того и взыщу, и тому особенный дам путь. Ни на чей не похожий…» Вот оно – осмысление судеб нашей страны. Зайцев сводит всё к одному: «Ибо Господь кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает» (Евр. 12:6). Писатель в целом отождествлял Россию с местом, откуда грядет видение рая на земле. Возможно, эта мечтательность и обманчива, как может нам показаться, но тем не менее во многом это ощущение святости земли русской все же присутствует. Но для Зайцева в России таится нечто намного большее, чем просто дух святости. Писатель даже русскую литературу счел «христианнейшей из всех литератур мира».

О Борисе Зайцеве принято говорить, как о последнем в русском зарубежье значительном писателе XX века. Он умер в Париже в 1972 году, прожив без двух недель девяносто один год. Зайцев написал сравнительно мало произведений, тем не менее оставил богатый след в русской литературе.

 Конечно, в начале творческого пути писатель испытал сильное влияние религиозной философии Соловьева и Бердяева. Но позднее творчество  Зайцева пронизано искренней и глубокой верой, смирением и убежденностью в действии Божественного Промысла в судьбах не только великой России, но и каждого человека в отдельности. Об этом мироощущении Зайцева свидетельствуют написанные им в 1920-е годы «житийные портреты» (Алексей Божий человек, Преподобный Сергий Радонежский) и очерки о странствиях к святым местам (Афон, 1928, Валаам, 1936). Обобщая опыт русской эмиграции в статье, приуроченной к 25-летию своего отъезда из Москвы, Зайцев выразил основную тему всего созданного им после того, как он покинул родину: «Мы – капля России... как бы нищи и бесправны ни были, никогда никому не уступим высших ценностей, которые суть ценности духа». Этот мотив главенствует и в его публицистике.В отличие от многих своих современников, Зайцев отверг дух пессимизма и нигилизма. Он был уверен, что для «прошедших сквозь печаль и мрак начинает светить Божья душа». Вообще религиозное чувство многое определяет в творчестве Зайцева. Вечная мудрость Библии направляет искания и прозрения его героев.

Надо признать, что благодаря русскому зарубежью и, в частности, Б.К. Зайцеву не была утрачена нить, связующая поколения с русской классической литературой, которая зиждилась на православном фундаменте, нетленном камне с высеченным на нем ликами Антония и Феодосия Печерского, препп. Сергия Радонежского и Андрея Рублева, свв. Нила Сорского и Иосифа Волоцкого, Серафима Саровского и Иоанна Кронштадского, этих творцов истинного, коренящегося во Христе Русского Возрождения. При общем падении духовности и забвении веры на Родине такие писатели-изгнанники, как Иван Шмелев и Борис Зайцев, продолжали следовать вечным ценностям, которые, несмотря ни на что, после крупных социальных катаклизмов и революционных потрясений вернулись на русское духовное поле, в пространство русского православного мировоззрения и мироощущения.


Использованная литература:

http://cheloveknauka.com/religiozno-filosofskie-osnovy-hudozhestvennogo-tvorchestva-b-k-zaytseva#ixzz5ZUgm6TBX

http://www.ubrus.org/newspaper-spas-article/?id=1478

http://concepture.club/post/maloizvestnye-predstaviteli-serebrjanogo-veka/boris-zajcev



Нина Колобаева

«Веленью Божию, о муза, будь послушна»

Духовный путь А. С. Пушкина

Духовный путь А. С. Пушкина чрезвычайно важен для современного человека, как осознание того, как постепенно на своем жизненном пути поэт обретает веру, но становится самым «русским человеком», становится могучим созидателем самобытной русской культуры.

Профессор Константин Зайцев, архимандрит и известный публицист, писал: «Духовным здоровьем дышит поэтическое творчество А. Пушкина. Назовите другого писателя, чтение которого доставило бы такую умиротворяющую и возвышенную радость, навевало бы такое душевное спокойствие, и это несмотря на то, что ставит он вопросы иногда предельно трудные и остро волнующие».

«Пушкин явил такое богатство духа, такую полноту человеческого характера, в которых объединены разные, подчас разнонаправленные начала предшествующей и современной ему литературы.

И потому он явился единственным и никем не оспариваемым главой русской литературы тогда и по сути остался в этом качестве навсегда». – отметил Н. Н. Скатов.

В настоящее время мы все больше задумываемся об ассоциациях, возвращающих Пушкина в контекст христианской культуры:

1990 г. – назывался годом святого благоверного князя Александра Невского, состоялись и первые церковные панихиды по Александру Сергеевичу Пушкину в церкви, где его отпевали последний раз в 1899 г. (это церковь Нерукотворного образа Спасителя на Конюшенной площади).

Совершившаяся служба – акафист святому благоверному великому князю Александру Невскому и панихида по Александру Сергеевичу в день его ангела соединили в нашем сознании то, что было разъединено в эпоху духовного оцепенения.

Александр Невский был особо почитаемым в семье Пушкиных, начало своего рода, следуя геральдической традиции, поэт увязывал с именем этого национального героя и православного святого.

В 1999 г. к 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил возведение часовни на месте трагической гибели поэта.

10 февраля–день памяти поэта и 10 февраля (по новому стилю) православная церковь отмечает день памяти преподобного Ефрема Сирина. Он жил в IV веке, прославился подвигом благочестия, подвижничеством, истолкованием Священного Писания, наставлениями, вошедшими в наследие Святых Отцов. Ефрему Сирину многим обязана и древнерусская литература, ему был ниспослан и учительский дар, скончался он на руках своих учеников.

Особенно близка была Александру Сергеевичу великопостная молитва преподобного Ефрема Сирина:

Господи и Владыка живота моего,

Дух праздности, уныния, любоначалия

и празднословия не даждь ми.
Дух же целомудрия, смиренномудрия,

терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети

моя прегрешения и не осуждати брата моего,

Яко благословен еси во веки веков. Аминь.

        

Это любимая поэтом молитва была переложена поэтом в 1836 г на стихи. Поэт часто бывал в церкви Иоанна Предтечи на Каменном острове в Санкт-Петербурге, здесь он крестил своих детей Григория и Наталью, молился перед дуэлью с Дантесом.

         В прогулках по Каменному острову близ церкви родился библейский цикл стихов, переложение великопостной молитвы Ефрема Сирина.

Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

         Эти слова находят отклик в сердце каждого:

Не созидай в себе склонность к праздности,

Или лени, не впадай в безнадежность,

Не стремись к начальствованию и захвату власти,

Не произноси пустых бранных слов.

         Такое актуальное для сегодняшних дней предостережение.

         А. С.  Пушкин в этом стихотворении показал основные нравственные ценности, которые он исповедует, в обращении к Господу выразил пафос напряженной своей внутренней жизни, остроту нравственной борьбы с греховным началом собственной души. Молитва предстает как итог духовных поисков поэта и воплощает в себе философию преображения личности.

         Поэт взывает к Богу, прося помощи зреть свои прегрешения, преодолеть в себе греховное начало, так как он не забывает свое греховное прошлое. Поэт осознает христианскую истину как непрестанное движение к нравственному идеалу.

         От ранних юношеских стихов до духовного переживания молитвы Ефрема Сирина – путь неблизкий, - требующий многих сил и внутреннего напряжения, поэтому пушкинский опыт может стать для современного человека опорой в его движении к вере.

         Пушкин прежде всего писатель христианский, православный. Православие определило его миропонимание, мировоззрение, его мироощущение и тип поэтического мышления. У поэта религиозное восприятие поэзии и поэтического вдохновения. Почти везде, где поэт говорит о поэзии, он употребляет религиозные термины. А в своем поэтическом завещании «Памятник» он говорит: «Веленью Божью, о муза, будь послушна». Это главный завет, оставленный поэтом нашей литературе.

         Только православный человек мог постигнуть как несомненную истину и высказать определенно взгляд на национальное своеобразие нашего народа, на то, что стало решающим в становлении русского национального характера: «православное вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер.»

         У поэта в его стихах прослеживается склонность к трагическому жизнеощущению, стремление к тайной, скрытой от людей духовной умудренности, религиозное восприятие красоты и художественного творчества.

         Не только в позднейших воспоминаниях о первом пробуждении поэтического вдохновения, о том, как муза впервые стала являться ему: «в таинственных долинах, весной, при кликах лебединых, близ вод, сиявших в тишине», - но и в ранних юношеских стихотворениях отчетливо выражено религиозное восприятие поэзии.

         Ко времени молодости поэта, к первой половине двадцатых годов относится такие замечательные поэтические творения, как отрывок «Вечерня отошла давно»(1821 г.), «Люблю ваш сумрак неизвестный», где проходит мысль о неземном мире, где «чистый пламень пожирает несовершенство бытия»(1822 г.), «На тихих берегах Москвы»(1822 г.) где дано религиозное описание монастыря, «Надгробная надпись князю Голицыну»(1823 г.)– четверостишие, предваряющее основной мотив стихотворения М. Ю. Лермонтова «Ангел»,общеизвестные религиозные произведения этого периода «Подражание Корану», описание кельи Марии в «Бахчисарайском фонтане».

Эти религиозные мотивы, пока ещё мимолетные, находят яркое воплощение в классических проявлениях религиозно-поэтического вдохновения: в образах Пимена, патриарха в «Борисе Годунове», в «Пророке».

Поэт признавался, что полюбил своего Пимена, плененный сам его духовной красотой. В нём дан самый правдивый, самый яркий тип православного русского подвижника, который был когда-нибудь в нашей литературе. Его монолог, его речь,обращенные к Гришке Отрепьеву, полны умилительной кротости, мира,мудрого простодушия, набожного усердия к власти Царя, данного Богом, полного отсутствия суетности, что пленяло поэта в наших древних летописях. Здесь ярко запечатлена лучшая часть народной души, видавшей в монашестве высший идеал духовной жизни.

Стихотворение «Пророк» - величайшее творение русской религиозной лирики, которое, по свидетельству Адама Мицкевича, выросло у Пушкина из основного его жизнепонимания, из веры в свое собственное религиозное призвание как поэта. В беседе с О. А. Смирновой поэт признался, как возник замысел этого произведения.«Я как-то ездил в монастырь Святые Горы - чтобы отслужить панихиду о Петре Великом. Служка попросил меня подождать в келье. На столе лежала открытая Библия, и я взглянул на страницу. Я прочёл отрывок, который перефразировал в «Пророке». Он меня внезапно поразил, он меня преследовал несколько дней, и раз ночью я встал и написал стихотворение.»

 Великий подвиг монашества был близок душе поэта, он ищет его идеального олицетворения не только среди иноков, но и среди благочестивых жен-подвижниц. Такова монахиня Изабелла в «Анджеле», выросшая на католической почве, но близкая православию по-своему духовному облику.

 Она была «чистая душою, как эфир и потому ее смутить не мог неведомый ей мир. Своею суетой и праздными речами.» В своей всеобъемлющей любви ко всему миру она готова своих ближних одарить великими дарами.

С конца двадцатых годов и до последних дней жизни в А.С. Пушкине непрерывно идёт созревание и углубления духовной умудренности, нарастание религиозного сознания.

Сам поэт оценивает произошедшие перемены в нём:«Время изменило лихорадочный бред молодости.Всё ребяческое слетело прочь.Всё порочное исчезло. Сердце заговорило с умом словами небесного откровения, и послушный спасательному призыву ум опомнился, успокоился, усмирился; и когда я осмотрелся кругом, когда внимательнее, глубже вникнул в видимое, - я понял, что казавшееся доныне правдой было ложью, чтимое – заблуждением, а цели, которые я себе ставил, грозили преступлением, падением, позором! Я понял, что абсолютная свобода, неограниченная никаким Божеским законом, никакими общественными устоями,та свобода, о которой мечтают и краснобайствуют молокососы или сумасшедшие, невозможна, а если бы была, возможна, то была бы гибельна как для личности, так и для общества.»

Об этом свидетельствуют автобиографические записи, прозаические, поэтические творения: «Ангел»(1827 г.), «Эпитафия сыну декабриста С.Волконского» (1827 г.), «Воспоминание» (1828 г.), «Монастырь на Казбеке» (1829 г.), «Воспоминания в Царском селе» (1829 г.), «Стансы митрополиту Филарету» (1830 г.), «Мадонна» (1830 г.), «Заклинание» (1830 г.), «Для берегов отчизны дальней» (1830 г.), «Когда великое свершилось торжество»(1836 г.), «Молитва»(1836 г.) и другие.

 Глубокое христиански - религиозное настроение поэта жизненно засвидетельствовано потрясающим признанием поэта: «Есть книга,коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира,из коей нельзя повторить ни одного выражения, которого мы не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицей народа; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; книга сия называется Евангелием – и такова ее вечная прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному  увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие.»

Это восторженный гимн, воспетый Пушкиным в честь Евангелия.«Я думаю, что мы никогда не дадим народу ничего лучше Писания. В нём находишь всю человеческую жизнь. Религия создала искусство и литературу, всё, что было великого с самой древности. Без этого не было бы ни философии,ни поэзии, ни нравственности. Англичане правы, что дают Библию детям. Библия всемирна. Вот единственная книга в мире: в ней всё есть», -  писал

А. С. Пушкин.

         Для поэта Библия была настольной книгой. Он хотел приучить читать ее и своих детей.В Библии Пушкин находил для себя источник просветления и укрепления, она была для него воплощением истины и правды.

Религиозность поэтического жизнеощущения не может вместиться в рамки определенного содержания, так как поэт во всём многогранен.

Лелеяние таинственных чувств связано у поэта с внутренней сосредоточенностью, оно требует отрешенности от «людского племени», возможной в мирном уединении домашнего очага. Для него воплощением «алтаря пенатов» были Михайловское и Царское Село. Если обратиться к стихотворению «Вновь я посетил» и «Воспоминания в Царском Селе», то в последнем античный мотив обогащается евангельским мотивом «блудного сына». Поэт, возвратившись после скитаний - внешних и внутренних - к родному очагу, в котором зародилась его духовная жизнь, ощущает себя блудным сыном.

Православное мировоззрение Пушкина создало и его определённое практическое отношение к Церкви. Он посещал богослужения, исполнял долг говения, глубоко понимал значение исповеди и Святого причастия для христианина, особенно в минуты тяжких душевных испытаний.С неподражаемым проникновенным настроением и теплотою рисует поэт состояние кающегося грешника и его духовного отца, принимающего на себя его греховное бремя в стихотворении «Вечерня отошла».

Трепещет луч лампады

И тускло озаряет он

И темну живопись икон

И позлащенные оклады.

И раздаётся в тишине

То тяжкий вздох, то шёпот внятный,

И мрачно дремлет в вышине

Старинный свод, глухой.

Стоят за клиросом монах

И грешник, неподвижны оба.

И грешник бледен, как мертвец.

Как будто вышедший из гроба.

Несчастный, полно, перестань,
       Ужасна исповедь злодея.

…………………………………

Молись, опомнись - время, время.
          Я разрешу тебя — грехов
          Сложу мучительное бремя.

Такие стихи нельзя создать силою воображения, их надо пережить и прочувствовать.

Близка сердцу поэта и «Молитва Господня» он воплотил ее в вдохновенных стихах.

«Отец людей, Отец Небесный,
Да имя вечное Твое
Святится нашими устами,
Да придет Царствие Твое,
Твоя да будет воля с нами,
Как в небесах, так на земли.
Насущный хлеб нам ниспошли
Твоею щедрою рукою,
И как прощаем мы людей,
Так нас, ничтожных пред Тобою,
Прости, Отец, Твоих детей;
Не ввергни нас во искушенье,
И от лукавого прельщенья
Избави нас»

 Сохранив почти неприкосновенными весь канонический текст Евангельской молитвы, Пушкин сумел передать здесь и самый ее дух, как мольбы детей, с доверием и любовью обращающих свой взор из этой земной юдоли Всеблагому своему небесному Отцу.

Везде и во всём искавший совершенства, поэт верил, что «Творец ниспослал ему Наталью Николаевну, ставшую для него «чистейшей прелести чистейшим образцом».Его пленяла в ней не только внешняя красота, но исключительная правдивость, скромность,нравственная чистота, какими она особенно отличалась в юности, с этими качествами соединялась глубокая религиозность, не зря Пушкин называл свою жену «ангелом».

Для нас представляют огромную ценность письма Пушкина к жене Наталье Николаевне Гончаровой, голос поэта слышится в них явственнее, Жена для него ангел «Ангел мой женка!»

«Воскресенье.

Христос воскрес, моя милая женка, грустно, мой ангел, грустно без тебя. Письмо твое мне из головы не идет; Ты, мне кажется, слишком устала. Вот что меня тревожит, мой ангел. Так, что голова кругом идет и ничто другое в ум не лезет.

Прощайте все мои, Христос воскрес, Христос с вами», - пишет в одном из писем поэт своей жене.

Пушкинская любовь -  вся в стремлении защитить, укрыть, оттого так часты охраняющие благословения в письмах к Наталье Николаевне. «Благословляю всех троих, Христ с тобой...»

«Дай Бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! Благословляю всех вас, детушки.» Всякий ли ты день молишься, стоя в углу? «Господь вас благослови».С огромной любовью и заботой обращается поэт к жене и детям.

         Ее кротость и благочестие умиляли его душу, помогали при описании семейной жизни в его бессмертных произведениях. Брак и семья, освященные церковным благословением, были для него святыней. Классические примеры Татьяны Лариной, Маши Троекуровой остаются образцами истинно православного отношению к браку, навеки соединившему «во единую плоть» мужа и жену,нерасторжимому по самой своей природе.

Поучительный пример семейных добродетелей мы встречаем в домашней жизни Лариных («Евгений Онегин»), Гринёвых и Мироновых («Капитанская дочка»), нарисованных с необыкновенной любовью поэтом.

Высоко ценя и любя семейный очаг, поэт высоко ценил и любил свое Отечество. Он писал Чаадаеву, что «ни за что на свете не хотел «переменить» его на какое-либо другое. Наша история дорога ему «как она есть, такая именно, как нам Бог ее послал».Самому чувству патриотизма, имеющему общечеловеческий характер, поэт дает религиозное обоснование

«Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века
По воле Бога Самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его.

Животворящия святыня!

Земля была б без них мертва,
Без них наш тесный мир — пустыня,
Душа — алтарь без божества.»

Чем выше ценил Пушкин Православие, тем более хотел, чтобы мы приблизили к нему другие народы, входившие в состав нашего государства: в нашей религии он видел лучшее средство для того, чтобы улучшить их нравы и привить к ним русскую культуру. По пути в Эрзерум, при виде диких кавказских горцев, он высказывает ряд глубоких мыслей о христианской миссии.

 Терпимость, проявляемая нами всегда к иноверцем и даже язычникам, по его мысли, не освобождает нас от обязанности заботиться об обращении заблудших братьев на путь истины. «Разве истина дана нам для того, чтобы скрывать ее под спудом? Мы окружены народами, пресмыкающимися во мраке детских заблуждений, и никто из нас ещё не думал препоясаться и идти с миром и крестом к бедным братьям лишенным доныне света истинного.Так ли исполняем мы долг христианина?»

«Кавказ ожидает христианских миссионеров - заключает он поучительную путевую заметку о миссионерстве» (поэма «Галуб», изображающая действие христианства на душу мусульманина.

«Великий духовный и политический переворот нашей планеты есть Христианство», пишет Пушкин в отзыве об «Истории русского народа»Полевого. «В этой священной стихии исчез и обновился мир.»

«В последние годы жизни, проникнутый живым и теплым религиозным чувством, Пушкин прилежно изучал повествование Четьи-Минеи и переложил на простой язык, доступный всякому, повествование о житии Саввы игумена. Участвовал в составлении исторического Словаря о святых, прославленных в Русской Церкви, который предпринят был одним из бывших лицейских воспитанников, и отдал об этой книге отчёт в «Современник»: здесь он удивляется людям, часто не имеющим понятие о жизни того Святого, имя которого носит от купели до могилы. Находил наслаждение в чтении Евангелия и многие места заучивал наизусть.

Важнейшие события в жизни Пушкина, по собственному его признанию совпадали с днём Вознесения Господня, в который он родился (26 мая 1799 г.), поэт имел намерение выстроить в селе Михайловском церковь во имя Вознесения Господня, но ранняя смерть не позволила ему осуществить этого благого намерения.»

Всепрощающая любовь и искренняя вера озарили Пушкину путь в Вечность. Господь не попустил великому поэту стать убийцей,дал ему, смертельно раненому и ещё сорок пять часов жизни. За это время он духовно вырос, многое осознал. Исповедовавшись и причастившись Святых Христовых Тайн, испросив прощения у родных, он не только прощает своего убийцу, но просит, чтобы ему не мстили. «Требую, чтобы ты не мстил за мою смерть. Прощаю ему хочу умереть христианином», -  сказал он Данзасу.

         Ушёл поэт из жизни тихо и светло. Христианская кончина стала оправданием и венцом его жизни. Нравственный урок, данный им накануне смерти русскому народу, подводит итог тому, что оставлено им в назидание потомству в его бессмертных творениях.

Мир Пушкина - следствие его христианского мировосприятия, лучи христианского мировосприятия и мироощущения пронизывают его творения.

С. Л. Франк отмечает, что у  Пушкина «любовное благоволение ко всему живому, как творению и образу Божию.» Развивая эту мысль, Франк отмечает три свойства Пушкина: во-первых, трагическое жизнеощущение поэта, как предвестника религиозного очищения души; религиозное восприятие красоты и собственного творчества и, в-третьих, стремление к скрытой от людей духовной умудренности. Свое служение поэт понимал как дар свыше…» «…Пушкин, есть пророчество и указание.», по словам, Ф. М. Достоевского.



Скорбь о великой России в жизни и творчестве И. А. Бунина

         В поэзии и прозе великого мастера слова, лауреата Нобелевской премии по литературе, Ивана Алексеевича Бунина образно, ярко, с непревзойденным чувством правдивости и огромной любви изображена Россия конца XIX нач. XX веков. Писатель стал одним из последних представителей уходящей в прошлое дворянской эпохи. «Были и разрушающиеся, но все еще жившие на широкую ногу усадьбы с огромным поместьем, с садом в двадцать десятин. Правда, сохранились некоторые из таких усадеб еще до сего времени, но в них уже нет жизни…»

         «Очень русское было все то, среди чего я жил в мои отроческие годы», - писал И. А. Бунин.

         Бунин родился в 1870 г. в Воронеже, а детские и юношеские годы его прошли в Орловской губернии, на хуторе Бутырки, в селе Озёрки Елецкого уезда.

         Во многих произведениях изображен старинный г. Елец;«через его древность пришел к ощущению России и того, что она моя Родина.», - писал Бунин.

         В романе «Жизнь Арсеньева» городу посвящены такие строки: …самый город гордился своей древностью и имел на это полное право: он и впрямь был одним из самых древних русских городов, лежал среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались «земли дикие, незнаемые», принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что по слову летописцев, первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, или запаляевых, первые давали знать Москве о грядущей беде и первые ложились костьми за нее…»

         Живя в Ельце, обучаясь в гимназии, Бунин полюбил монастыри, храмы, улицы, дома и башни, городские окраины, все звуки и запахи, характерные для старого русского города. Эти незабываемые места сохранит в своем сердце навсегда, «синеет даль воспоминанья», - скажет он впоследствии.

         «Все корни мои, ушедшие в русскую почву,

до малейшего корешка чувствую свою связь со «зверем», со «зверями» - и нюх у меня, и глаза, и слух – на все не просто человеческий, а нутряной – «звериный». Поэтому «по-звериному» люблю я жизнь. Все проявления ее – связаны с ней, под ней, над ней», - признавался поэт, находясь в чужой стране, далеко от родины, которую хранил в сердце до последнего своего дыхания.

         Самое яркое впечатление на юного Бунина произвел в г. Елец храм Михаила Архангела, запечатленный в романе «Жизнь Арсеньева».

         «Зато как помню городское утро! Я висел над пропастью, в узком ущелье из огромных, никогда мною невиданных домов, меня ослеплял блеск солнца, стёкол, вывесок,а надо мной на весь мир разливался какой-то дивный музыкальный кавардак:звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела, возвышающийся надо всем в таком величии, в такой роскоши, какие и не снились римскому храму Петра, и такой громадой, что уже никак не могла поразить меня впоследствии пирамида Хеопса.

         Храм украшал Елец и его центр. Впечатление от храма Михаила Архангела отражено в стихотворении Бунина «Михаил».

Михаил

Архангел в сияющих латах
И с красным мечом от огня
Стоял на клубах синеватых
И дивно глядел на меня.

 

Порой в алтаре он скрывался,
Светился на двери косой
И снова народу являлся
Большой, по колени босой.

 

Ребенок, я думал о Боге,
А видел лишь кудри до плеч,
Да крупные бурые ноги,
Да римские латы и меч…

 

Дух гнева, возмездия, кары!
Я помню тебя, Михаил,
И храм этот, темный и старый,
Где ты мое сердце пленил!

         В годы учёбы в елецкой гимназии Ивана Бунина всё интересовало, всё находило отклик в его душе, он помнил Покровскую, Введенскую церковь, Вознесенский собор. Родители навещали его, приезжали в Елец, а когда возвращались в Озёрки, то для него после отъезда отца с матерью в городе наступали как бы великопостные дни. И почему-то часто уезжали они в субботу, так что в этот же день вечером я должен был идти ко всенощной, в церковку Воздвиженья, стоявшую в одном из глухих переулков близ гимназии. Боже, как памятны мне эти тихие грустные вечера поздней осени под ее сумрачными и низкими сводами... войдя истинно как в отчую обитель... в ее тишину, тепло и сумрак, стоя и утомляясь под ними своей длинной шинельке, и слушая скорбно-смиренное «Да исправится молитва моя. »

Любил я в детстве сумрак в храме,
Любил вечернею порой
Его, сияющий огнями,
Перед молящейся толпой.
Любил я всенощное бденье,
Когда в напевах и словах
Звучит покорное смиренье
И покаяние в грехах.
Безмолвно, где-нибудь в притворе,
Я становился за толпой,
Я приносил туда с собой
В душе и радости, и горе.
И в час, когда хор тихо пел
О "Свете Тихом", — в умиленьи
Я забывал свои волненья
И сердцем радостно светлел…

         В городе Ельце на берегу реки стоит, возвышаясь над городом, Вознесенский собор, величественный православный храм, считающийся вторым по величине после Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. «Чем ближе собор, чем звучнее, тяжелее, гуще и торжественнее гул соборного колокола. В соборе звучит ко всенощной, и бородатые кучера везут в тяжёлых и покойных колясках, на раскормленных  лошадях, старых купчих. К собору отовсюду сходятся и съезжаются другие «ведомства». Какое многолюдство, какое грузное великолепие…» («Жизнь Арсеньева») Бунин рос в деревне, в семье обнищавших помещиков, принадлежавших к знатному роду, среди предков которых – В. А. Жуковский и поэтесса Анна Бунина. От матери и от дворовых много наслушался песен и сказок. Воспоминания о детстве, как писал Бунин, связаны у него «с полем, с мужицкими избами и их обитателями. Тогда, по его признанию, он чувствовал «божественное великолепие мира.» Это станет главным мотивом его творчества.

         Любовь к Богу, к церкви прививались детям в семье Буниных матерью, Людмилой Александровной, кроткой, тихой, впечатлительной и набожной женщиной. В стихотворении «Матери» Бунин сравнивает ее с добрым «ангелом-хранителем.»

Матери

Я помню спальню и лампадку.
Игрушки, теплую кроватку
И милый, кроткий голос твой:
«Ангел-хранитель над тобой!»

Ты перекрестишь, поцелуешь,
Напомнишь мне, что Он со мной,
И верой в счастье очаруешь…
Я помню, помню голос твой!

Я помню ночь, тепло кроватки,
Лампадку в сумраке угла
И тени от цепей лампадки…
Не ты ли ангелом была?

В другом стихотворении читаем:

Помню — долгий зимний вечер,
Полумрак и тишина;
Тускло льется свет лампады,
Буря плачет у окна.

«Дорогой мой, — шепчет мама. —
Если хочешь задремать,
Чтобы бодрым и веселым
Завтра утром быть опять, —

Позабудь, что воет вьюга,
Позабудь, что ты со мной,
Вспомни тихий шепот леса
И полдневный летний зной;

Вспомни, как шумят березы,
А за лесом, у межи,
Ходят медленно и плавно
Золотые волны ржи!»

         Гимназию Бунин не закончил, потом учился самостоятельно под руководством старшего брата Юлия, кандидата университета.

          С 1889 г. начал работать в редакции газеты «Орловский вестник», был фактически редактором, печатал свои стихи, рассказы, литературно-критические статьи. Он жил литературным трудом. Отец разорился, продал имение, в 1893 г. переехал к сестре в Каменку, а мать и Маша – к двоюродной сестре в Васильевское. Помощи ждать Бунину было неоткуда.

В 1893-94 г. Бунин, по его выражению, был толстовцем от «влюблённости в Толстого-художника», он даже посетил Толстого в Москве в 1894 г., встреча оставила в его сердце самое яркое впечатление.

         1895 г. стал судьбоносным в жизни будущего писателя, он уехал в Петербург, а потом в Москву. Он знакомится с В. Я.Брюсовым, с А. П. Чеховым, В. Г. Короленко с А. И.Куприным.

         Бунин бывал на «средах» Н. Д. Телешева, читал там свои произведения 1900-е годы стали новым этапом в жизни Бунина. Путешествия по странам Европы и на восток раздвигали границы перед его взором, он искал новых впечатлений. С выходом новых книг он получил признание как один из ярких писателей своего времени.

          По возвращении из заграницы он жил в Ялте в доме Чехова, дружеское общение с Антоном Павловичем продолжалось вплоть до 1904 г. до его смерти. Чехов был с ним неизменно «нежен, приветлив, заботился как старший», он считал, что из Бунина выйдет «большой писатель», отметил его рассказ «Сосны»,«Сны», «Золотое дно».  Они «великолепны», «есть места просто на удивление.»

         В 1901 г. вышел сборник стихов «Листопад», вызвавший многочисленные отзывы критики. За Буниным А. Блок признавал право на «одно из главных мест» среди современной русской поэзии. 19 октября 1903 г. это произведение и перевод «Песни о Гайавате» Лонгфелло были отмечен Пушкинской премией Российской Академии наук.

         С 1902 г. начали выходить в издательстве М. Горького «Знание» отдельными томами сочинения И. А. Бунина.

         И. А. Бунина влекли различные города, страны, он побывал в Константинополе, Франции, Италии, на Кавказе.

         В 1909 г. Бунину Академия наук присудила вторую Пушкинскую премию, стихи и переводы из Байрона.

         Началом огромной популярности Бунина явилась повесть «Деревня»(1910 г.), за ней появились другие повести и рассказы. В повести «Деревня» прослеживаются яркие реалистические традиции русской классики. М. Горький писал Бунину, что «так глубоко, так исторически деревню никто не брал».

         В 1907 г. вместе с В. Н. Муромцевой Бунин отправился в страны Востока - Египет, Сирию, Палестину, побывал на Святой земле, в 1910 г. они отправились на Цейлон.

         С этого времени в творчестве Бунина определяется создание новой лирической прозы. Воплощением нового творческого взлета для Бунина стало появление повести «Суходол», где, по выражению автора, показана «душа русского человека в глубоком смысле слова, изображение черт психики славянина».

         Бунин шел в литературе своим собственным путем, не примыкал ни к каким литературным тенденциям. В своём творчестве он утверждал истинные человеческие ценности: добро и красоту, у него огромным было чувство Родины, истории, языка. Его не покидало ясное осознание России, своего места в ее истории. Дороги сердцу писателя светлые воспоминания о православных праздниках, о глубокой вере, преобразующей человека, о том с какой радостью шли люди в церковь, на богослужения, приводили детей к святому причащению.

Причастницы

Свежа в апреле ранняя заря,
В тени у хат хрустит ледок стеклянный
Причастницы к стенам монастыря
Несут детей - исполнить долг желанный.

Прими, Господь, счастливых матерей,
Отвезри храм с блистающим престолом –
И у святых своих дверей
Покрой их звоном благостно-тяжелым.

         Бунин вошел в литературу в период умирания, ухода прежней России, накануне революции. В отличие от многих писателей он никогда не выступал в поддержку революционеров, не писал революционных стихов или обличительных произведений. Он очень любил народ, жизнь крестьян, знал очень хорошо, печалился о старом укладе жизни, любил старинные усадьбы, милую русскую природу. Он писал о том, чем болела его душа и память, - писал о своей России, которую хорошо знал, любил, оставаясь во всём верным, истинным, правдивым писателем. О силе и глубине сыновней любви к родной земле и духовной связи с ней свидетельствуют строки:

В лесу, в горе, родник, живой и звонкий,
Над родником старинный голубец
С лубочной почерневшею иконкой,
А в роднике березовый корец.

 

Я не люблю, о Русь, твоей несмелой,
Тысячелетней, рабской нищеты.
Но этот крест, но этот ковшик белый...
Смиренные, родимые черты!

         Замечательные рассказы Бунина «Иоанн Рыдалец», «Святые», «Волхвы» передают чувства сыновней любви к родной земле. Православная Россия с ее церковными праздниками, обрядами, традициями, народными поверьями представлена в творчестве писателя; происходит глубокое переосмысление прошлого. Произведения Бунина полны гуманизма, идеалов, добра, любви к России и русскому народу.

Троица

Гудящий благовест к молитве призывает,
На солнечных лучах над нивами звенит;
Даль заливных лугов в лазури утопает,
И речка на лугах сверкает и горит.

А на селе с утра идет обедня в храме;
Зеленою травой усыпан весь амвон,
Алтарь, сияющий и убранный цветами,
Янтарным блеском свеч и солнца озарен.

И звонко хор поет, веселый и нестройный,
И в окна ветерок приносит аромат
Твой нынче день настал, усталый, кроткий брат,
Весенний праздник твой, и светлый и спокойный!

Ты нынче с трудовых засеянных полей
Принес сюда простые приношенья:
Гирлянды молодых березовых ветвей,
Печали тихий вздох, молитву – и смиренье.

1898 

Христос воскрес! - Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.

 

Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала́, стоят озера
И дышат свежестью ночной;

 

Еще в синеющих долинах
Плывут туманы... Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!

 

Они в выси пока сияют,
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.

 

Но с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов и в глубь долин;

 

Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!

 

         С огромной теплотой передает И. А. Бунин состояние природы в великий двунадесятый праздник крещения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. В это время совершается в храмах и на водоемах великое освящение воды, на Руси издревле в праздник Богоявления совершались торжественные крестные ходы на реки и водные источники.

Крещенская ночь

Убаюкала вьюга седая
Дикой песнею лес опустелый,
И заснул он, засыпанный вьюгой,
Весь сквозной, неподвижный и белый.

Спят таинственно стройные чащи,
Спят, одетые снегом глубоким,
И поляны, и луг, и овраги,
Где когда-то шумели потоки.
……………………………………
Бриллиантом лучистым и ярким,
То зеленым, то синим играя,
На востоке, у трона Господня,
Тихо блещет звезда, как живая.

 

А над лесом все выше и выше
Всходит месяц, — и в дивном покое
Замирает морозная полночь
И хрустальное царство лесное!

День и ночь

Старую книгу читаю я в долгие ночи

При одиноком и тихо дрожащем огне:

"Всё мимолетно - и скорби, и радость, и песни,

Вечен лишь Бог. Он в ночной неземной тишине".

Ясное небо я вижу в окно на рассвете,

Солнце восходит, и горы в лазури зовут:

 "Старую книгу оставь на столе до заката,

 Птицы о радости вечного Бога поют".

Много своих стихотворений  И. А. Бунин посвятил святым земли русской. Преподобный Серафим почитаем по всей русской. земле как один из величайших подвижников Церкви.

И скрылось солнце жаркое в лесах,
И звездная пороша забелела.
И понял он: достигнувший предела
Исчисленный, он взвешен на весах.

Вот точно дуновенье в волосах,
Вот снова сердце пало и сомлело;
Как стынет лес, что миг хладеет тело,
И блещет светом пропасть в небесах.

В епитрахили, в поручах, с распятьем,
От скудного, последнего тепла,
Навстречу чьим-то ледяным объятьям,
Выходит он из темного дупла.

 

Трава в росе. Болото дымом млечным
Лежит в лесу. Он на коленях. С Вечным.

Твой гроб, дубовая колода,
Стоял открытый, и к нему
Все шли и шли толпы народа
В душистом голубом дыму.

 

А на доске, тяжелой, черной,
Был смуглый золотой оклад,
Блистал твой образ чудотворный
В огнях малиновых лампад.

 

И, осеняя мир десницей
И в шуйцу взяв завет Христа,
Как горько ты, о темнолицый,
Иссохшие смыкал уста!

Падучая звезда

Ночью, звездной и  студеной
В тонком сумраке полей —
Ослепительно-зеленый
Разрывающийся змей.

 

О, какая ярость злая!
Точно дьявол в древний миг
Низвергается, пылая,
От тебя, Архистратиг.

         События 1917 г.потрясли Бунина, они с Верой Николаевной прожили зиму 1917-18 годов в Москве. 4 мая 1918 г. Бунин записал в дневнике: «Великая суббота…Вчера зашёл в церковь на Молчановке (церковь Николы Чудотворца), красота этого ещё уцелевшего островка… красота мотивов, слов дивных, живого золота дрожащих огоньков свечных, траурных риз -  всего того дивного, что всё-таки создала человеческая душа и чем жива она  -единственно этим! -так поразила, что я плакал – ужасно, горько и сладко!»       

         Он не принял революцию и написал книгу о гражданской войне –«Окаянные дни», написал очень темпераментно, страстно.На страницах дневника - вся его боль и мука. Писателя ужасает в революции массовое ежедневное насилие одних над другими. Он не смог принять голод, одичание, кровь, хамство, бандитизм, уничтожение памятников старины. Картина гражданской войны -это величайшая трагедия России.«Окаянные дни» -документ эпохи.

         «Двери тюрем и желтых домов раскрываются, архивы сыскных отделений жгутся – начинается вакханалия.»

         «Пьяные врываются к заключенным в чрезвычайке без приказов начальства и убивают кого попало…»

«Для потехи выгоняют заключённых во двор и заставляют бегать, а сами стреляют, нарочно делая промахи…»

         Город поражал запустением, разорением. «Вышел в семь, поминутно дождь… завернул к Соборной площади. Ещё светло, а уже всё закрыто, все магазины, - тягостная, тревожащая душу пустота. А в Соборе венчание, пел женский хор. Вошёл… и это церковная красота, этот остров «старого» мира в море грязи, подлости и низости «нового» тронули... Шёл домой…какая тоска, какая боль!»

          Грабят аптеки:«национализированы и учитываются». Не дай Бог захворать!Так все жутко и гадко вокруг.» Читая страницы «Окаянных дней», ясно представляешь трагическую безысходность великого русского писателя, он предчувствовал неотвратимость наступающих перемен.

         Катастрофичность бытия становится главной темы его произведений этой поры.Это определило его отношение к революции и дальнейшее тридцатилетнее самоизгнание, на которое он обрек себя.

Москва 1919 г.

Темень, холод, предрассветный 
Ранний час. 
Храм невзрачный, неприметный, 
В узких окнах точки желтых глаз. 

Опустела, оскудела паперть, 
В храме тоже пустота, 
Черная престол покрыла скатерть, 
За завесой царские врата. 

В храме стены потом плачут, 
Тусклы ризы алтарей. 
Нищие в лохмотья руки прячут, 
Робко жмутся у дверей. 

Темень, холод, буйных галок 
Ранний крик. 
Снежный город древен, мрачен, жалок, 
Нищ и дик. 

         Бунин и Вера Николаевна из Одессы в январе 1920 г. отплыли на Константинополь, потом в Париж (прибыли в марте 1920 г.) Начались годы эмиграции на юге Франции, в Грассе, вблизи Канн.

          Бунин говорил, что «он не может жить в новом мире, что он принадлежал к старому миру, к миру Гончарова, Толстого, Москвы, Петербурга; что поэзия только там, а в новом мире он не улавливает ее.»

         Как художник Бунин всё время совершенствовался. «Митина любовь»(1924 г.), «Солнечный удар»(1925 г.)«Дело корнета Елагина»(1925 г.),«Жизнь Арсеньева»(1927-29, 33 г.) - новые достижения в русской прозе. В произведениях передано волнующее чувственное восприятие жизни.

         Современники отмечали большой философский смысл произведений писателя.К. Г. Паустовский писал, что «Жизнь Арсеньева» одно из замечательнейших явлений мировой литературы. Исторический романист и критик М. А. Алданов отмечал: «Жизнь Арсеньева» - одна из самых светлых книг русской литературы».Такого писателя, как Бунин,у нас не было со времен кончины Толстого, который «вне конкурса».

         По словам критика П. М. Пильского, «Бунин прежде всего писатель. Но в тоже время - мировой. Его темп, раздумья, тревоги остановились и склонились над вопросами вечности и мира…Задумчивый мир отдает ему свои царственные тайны, не скупясь, - доверчиво и полно: так доверяется мудрость природы мудрости и проницательности человека. Нет такой бунинской вещи, где бы мы не чувствовали его тесной, прочной и глубокой связи с истоками мира, корнями нашего бытия, - величавость надземных тайн у этого писателя сливается с открытым видимым земным миром, нашептывают, звучат и поют голоса древности.

         Живые, нетленные предания отцов и дедов, как едва ощутимое и в тоже время исключительно властное заповедничество предков, встают во всей своей властной, непобедимой силе.»

         Сборник «Божье древо»(1931 г. Париж) объединил рассказы, которые, по высказываниям критиков,«роднят Бунина с наиболее правдивыми писателями, с Пушкиным, Толстым, Чеховым:честность, ненависть ко всякой фальши.»

         В 1933 году Бунину была присуждена Нобелевская премия «за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично русский характер.»

          В эмиграции Бунин остался реалистом, последовательным противником декадентского искусства. Своему любимому писателю Л. Н. Толстому Бунин посвятил специальную книгу «Освобождение Толстого»(1937 г.), ставшую и исследованием и философским трактатом и итогом напряженных духовных исканий.

         Бунин лично познакомился с Л. Н. Толстым в Москве в 1894 г., пришёл к нему в дом в Хамовниках. Отец Бунина Алексей Николаевич был знакомс Толстым ещё в период обороны Севастополя. И почти сорок лет Бунин, прежде чем написать книгу о Толстом тщательно изучал литературу о писателе, мемуарную(записки А. Толстой, секретаря В. Ф. Булгакова и вышедшее 90 томное собрание сочинений Л.  Толстого, его дневники, его труды). Перед Л. Толстым он «благоговел», он славит жизнь писателя не только как путь разочарования в «мирском», но как безмерное расширение личности, обретение свободы, внутренней, полной, приведшее к отказу от всего корыстного, суетного, временного, к мучительным и настойчивым усилиям решить самое главное - смысл существования.

         К имени Толстого, его авторитету, оценкам Бунин обращается непрестанно, от юности до конца дней.

         Чувство родины, языка, истории у Бунина было огромно. Он говорил: «все эти возвышенные слова, дивной красоты песни, соборы - всё это нужно, всё это создавалось веками…» Одним из источников его творчества была народная речь. Поэт и литературный критик Г. В. Адамович, близко общавшийся с Буниным во Франции, писал, что Бунин «знал, любил и ценил народное творчество, но был исключительно чуток к подделкам под него. Он очень любил русскую речь, русское слово, и, как И. С. Тургенев,призывал беречь его.

Слово

Молчат гробницы, мумии и кости,—
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный — речь.

Лучше кого бы то ни было из современников он понимал, что «Россия и русское слово (как проявление ее души, ее нравственного строя) есть нечто «нераздельное».

         События второй мировой войны болью отразились в сердце Бунина. В Грассе, в Приморских Альпах он, ослабевший от голода, жадно ловил сводки на стареньком приёмнике, делал отметки на карте родины. 29 августа 1944 г. его жена записывает слова Бунина: «Я не мог бы видеть Москву под владычеством немцев. Чтобы немцы там командовали - нет, этого не потерпел бы!» Он наотрез отказался от сотрудничества в профашистских газетах, которые обещали ему, нобелевскому лауреату, «золотые горы». К завоевателям он относился с нескрываемой ненавистью, радовался искренне победам советских и союзных войск.

Победоносное завершение Великой Отечественной войны вызвало у писателя восторженный отклик,это было данью любви и восхищения родиной.

В 1945 г. он из Грасса возвратился в Париж. Последние годы он много болел, но сумел написать книгу воспоминаний и работал над книгой «О Чехове».

 В дневниках и письмах Бунин говорит о своем желании вернуться в Россию. Но в преклонном возрасте и с проблемами со здоровьем решиться на такой шаг было не просто, не было уверенности на спокойную жизнь и на издание книг. Но Дело об Ахматовой и Зощенко окончательно определили его решение.

Чувством глубокой ностальгии, одиночества, бездомности пронизаны его последние произведения, автобиографические заметки, рассказы и стихи.

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.
Как горько было сердцу молодому,
Когда я уходил с отцовского двора,
Сказать прости родному дому!

У зверя есть нора, у птицы есть гнездо,
Как бьется сердце  горестно и громко,
Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом
С своей уж ветхою котомкой!

8 ноября 1953 г. в Париже, в скромной квартире на улице Жака Оффенбаха в возрасте восьмидесяти трех лет скончался И. А. Бунин.

М. Горький писал: «Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится живого радужного блеска и звёздного сияния его одинокой страннической души.»

 В письме к Л. Ржевскому И. А. Бунин сказал: «Да, я не посрамил ту литературу, которую полтораста лет тому назад начали Карамзин и… Жуковский…»

 Он восславил отечественную литературу так, как это могут сделать гениальные писатели.

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной...

Срок настанет — Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все — вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав —

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным Коленам припав.

Автор, как истинный христианин, за все благодарит Господа.

За все Тебя, Господь, благодарю!
Ты, после дня тревоги и печали,
Даруешь мне вечернюю зарю
Простор полей и кротость синей дали.

Я одинок и ныне — как всегда,
Но вот закат разлил свой пышный пламень,
И тает в нём Вечерняя Звезда
Дрожа насквозь, как самоцветный камень.

И счастлив я печальною судьбой,
И есть отрада сладкая в сознанье,
Что я один в безмолвном созерцанье,
Что всем я чужд и говорю — с Тобой.



Жизненный подвиг и духовное творчества Матери Марии (поэтессы Е. Ю. Кузьминой-Караваевой)

Россия являла миру немало славных имен женщин-подвижниц, бескорыстно служивших Родине и народу. Судьба Матери Марии известна у нас скорее как миф: мы что-то слышали о её героической жизни и кончине, но почти не знаем ее лица, её голоса. Ее жизненный путь был совершенно особенный, хотя во многом традиционный, это был путь Крестный, путь Христов.­

Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева /урожденная Пиленко/ родилась 8 декабря 1891 г, в г.Рига. Вскоре родители переехали в Анапу, тогда еще обычное россий­ское захолустье, где в 6 верстах от городка располага­лось имение отца с большими виноградниками. Неподале­ку велись археологические раскопки курганов, и дети с интересом наблюдали за работами. С детства она была увлечена стихами Лермонтова, Бальмонта, а потом поэ­зией Блока. Сама писала блестящие гимназические сочи­нения, выдумывала различные рассказы для своих сверст­ниц, по-детски непосредственные и наивные:

Оттого ль, что в Божьем мире

Красота вечна

У нее в душе витала

Вечная весна:

Освежала зной грозою

 И, сквозь капли слез,

В тучах радугой мелькала-

Отраженьем грез!

Оттого ль, что от безделья

 Иль от злости дня,

Ярче в ней сверкали искры

Божьего огня,-

С ранних лет и до преклонных,

Безотрадных лет

Был к ней так неравнодушен

Равнодушный свет!

Но стихи свидетельствовали о её незаурядных способностях. В 1905 г. семья переехала в Ялту, где отец стал дирек­тором Никитского ботанического сада.

                     Неожиданная и преждевременная смерть отца в 1906г. явилась первым жесточайшим ударом в Лизиной жизни, до того спокойной, голубой и солнечной,как сама природа. Воспитанная «в пламенной вере и любви к Богу», она тя­жело переносит этот удар. Так закончилось детство.

После смерти мужа мать уезжает с дочерью в Петербург к своей сестре, фрейтине царского двора. Здесь, окон­чив гимназию, Лиза поступает на философское отделение Бестужевских курсов. Будучи еще курсисткой она в 1910г. вышла замуж за Дмитрия Владимировича Кузьмина-Караваева, члена социал-демократической партии, ко времени знакомства с Лизой он уже вышел из партии и вел богемную жизнь как «друг поэтов, декадент», молодой юрист. Он ввел свою жену в круг представителей "сереб­ряного века русской поэзии". Она сама писала стихи, испытывая воздействие акмеистов, создавших свое объединение "Цех поэтов". В нем вышла первая книга её стихов "Скифские черепки" /1912г./. Вечера, диспуты, дружеские встречи продолжались иногда до утра, наибо­лее интересными были встречи в "башне Вячеслава Иванова» /так окрестили его квартиру на верхнем этаже его дома/. Здесь встречались, спорили, читали свои стихи А.Ахмато­ва, Н.Гумилев, А.Блок, Дм. Мережковский. Особенно силь­ное впечатление произвел на нее А. Блок, его личность и его поэзия. В статье, написанной в 1936г. в Париже "Встречи с А.Блоком" она рассказывает об этих встречах.

В присланном ей стихотворении А. Блока есть строки, в которых выражено такое пожелание адресату:

И поэтому я хотел бы,

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо

Больше, чем рифмованные и нерифмованные

речи о земле и небе.

В муже она такого человека не обрела, она вышла замуж «не по любви, а из жалости».

Елизавета Юрьевна разрывает с мужем, оставляет Петербург, привычный круг посетителей "башни" В.Иванова и отправля­ется на юг, в Анапу, "к земле".

Я силу много раз еще утрачу;

Я вновь умру, и я воскресну вновь;

Переживу потерю, неудачу,

Рожденье, смерть, любовь.

И каждый раз, в свершенья круг вступая,

Я буду помнить о тебе, земля;

Всех спутников случайных, степь без края,

Движение стебля

Не только помнить; путь мой снова в гору;

Теперь мне вестник ближе протрубил;

И виден явственно земному взору

Размах широких крыл.

И знаю, - будет долгая разлука;

Неузнанной вернусь еще я к вам

Так; верю: не услышите вы стука,

И не поверите словам.

Но будет час; когда? - еще не знаю;

И я приду, чтоб дать живым ответ,

Чтоб вновь вам указать дорогу к раю,

Сказать, что боли нет.

И вы придете все: калека, нищий,

И воин, и мудрец, дитя, старик,

Чтобы вкусить добытой мною пищи,

Увидеть светлый Лик.

А на Анапу надвигались революционные события, а затем и гражданская война. К концу февраля 1918 года, когда она вошла в партию социалистов-революционеров, в горо­де укреплялась власть Советов, её избрали помощницей городского головы /об этом есть воспоминания её/ "Главными моими задачами были - защищать от полного разрушения культурные ценности города, способствовать возможно более нормальной жизни граждан и при необхо­димости отстаивать их от расстрелов».

Лиза ощущает себя как «вестницу слова Господня»

Смотреть в туманы - мой удел:

Вверяться тайнам бездорожья,

К под напором вражьих стрел

Твердить простое слово Божье.

На короткое время в конце апреля 1918г. она уехала в Москву, где участвовала на стороне эсеров в акциях против Советской власти. Когда же в октябре вернулась в Анапу, то здесь уже хозяйничали добровольцы из белой армии Покровского. И то, что она делала в Москве, здесь "казалось почти большевизмом”. Её сразу же арестовали. Диапазон наказания был очень широк: от штрафа в 3 рубля до смертной казни, /опасность которой для нее была вполне реальной/. Однако, екатаринодарский окружной суд вынес весьма мягкий приговор: 2 недели ареста, это было в марте 1919 г., вскоре уже предстоя­ла эвакуация и /как никто тогда не мог предвидеть/ пожизненная эмиграция. Председателем суда был Д.Е.Скобцов, тогда малознакомый ей человек, а немного позднее ставший её вторым мужем. Его фамилией она подписывала впоследствии свои литературные произведения.

Ситуация, в которой она теперь оказалась, в извест­ной мере напоминает ту, в которую завели метания шоло­ховского Григория Мелехова. Она выбрала эмиграцию.

Путь, в который она отправилась с матерью и дочерью Гаяной был обычной дорогой русских эмигрантов: из Ново­российска на переполненном пароходе в Грузию, затем в Константинополь, потом - в Белград и, наконец, в Париж, где скопилась основная масса русской эмиграции. Во время этого тяжелого путешествия в Тифлисе у нее ро­дился сын Юрий.

В Париже, куда семья Скобцовых прибыла в начале 1923 г., жизнь основной массы эмигрантов оказалась неустроенной, тяжелой. Семья состояла из шести человек Елизавета Юрьевна Скобцова /будущая монахиня Мария/, Софья Борисовна Пиленко /мать/, Даниил Ермолаевич Скобцов /муж/, сын Юра и две дочери Настя и Гаяна.

Гаяна, старшая дочь, родилась еще в России, младшая Настя в Югославии накануне переезда в Париж. Прибытие во Францию не означало конца бедственного положения семьи, а наоборот. Елизавета Юрьевна занималась шитьем кукол, выполняла заказы, муж стал шофером такси, вскоре тяжело заболела Настя, диагноз был страшен - менингит. Настя скончалась 7 марта 1926 года.

Все еще думала я, что богата

Думала я, что живому я мать

 Господи, Господи, близится плата

И до конца надо мне обнищать

Земные надежды, порывы, восторги, -

Все, чем питаюсь и чем я сыта, -

 Из утомленного сердца исторгни.

Чтобы осталась одна маята.

Мысли мои так ничтожны - убоги,

Чувства - греховны, и воля - слаба

И средь земной многотрудной дороги

Я исключимая, Боже, раба.

Ей предстояло и второе обнищание, второе горе – в июне 1936 г, /через 10 лет/ последовала смерть старшей дочери Гаяны, она умерла от тифа в возрасте 23 лет.

Сперва горе и сомнения, вызванные этим, казались ей едва выносимыми. В конце одного стихотворения мать откровенно признавала:

Я заново не знаю и не верю,

Ослеплена я вновь

Мучительным сомненьем только мерю

Твой горький путь, любовь

Мать не могла быть ни на похоронах, ни хотя бы посещать могилу: Гаяна умерла в Москве по возвращении на родину, где ей с помощью семейного друга Алексея Толстого уда­лось устроиться на постоянное жительство. В далеком Париже в сосредоточенной молитве, склонившись в земном поклоне, переживает она весть о смерти дочери:

Не слепи меня, Боже, светом.

Не терзай меня, Боже, страданьем

Прикоснулась я этим летом

К тайникам Твоего мирозданья

Средь зеленых, дождливых мест

Вдруг с небес уронил Ты крест

Поднимаю Твоею же силой

 И кричу через силу: Осанна

Есть бескрестная в мире могила,

Над могилою надпись: Гаяна.

Под землей моя милая дочь,

Над землей осиянная ночь

Тяжелы Твои светлые длани,

Твою правду с трудом понимаю

Крылья дай отошедшей Гаяне,

Чтоб лететь ей к небесному раю.

Мне же дай мое сердце смирять,

Чтоб Тебя и весь мир Твой принять.

В одном из самых значительных стихотворений содержится описание её переживания во время очередной поездки в провинцию, когда дремотные мечтания внезапно прерываются ясным осознанием Божественного присутствия. Бог «суживает её дороги и призывает на особое служение:

Обрывки снов. Певучие плещут недра.

И вдруг до самой тайны тайн прорыв.

Явился, сокровенное открыв,

Бог воинств, Элогим, Даятель щедрый.

Что я могу, Вершитель и Каратель?

Я только зов, я только меч в руке,

Я лишь волна в пылающей реке.

Мытарь, напоминающий о плате.

Но Ты и тут мои дороги сузил:

«Иди, живи средь нищих и бродяг,

Себя и их, меня и мир сопряг

В неразрубаемый единый узел».

Еще в 1927 г. она издала сборник житий под наз­ванием " Жатва Духа", центральную роль в сборнике игра­ет просветление и расцвет чужих душ в результате -жертвенного служения Святых подвижников.

                     Светлые примеры служения были известны ей из истории монашества, да и сама она мечтала о постриге в монахини, с такими вопросами она обратилась к духов­ному отцу Сергию Булгакову /1871-1944 гг/,  к епархиаль­ному архиерею митрополиту Евлогию /1866-1946 гг/. Сергий Булгаков был выдающимся мыслителем, он был заведующим кафедрой догматичного богословия в парижском Православ­ном Богословском институте, Елизавета Юрьевна была вольнослушательницей в Богословском институте, где сблизилась с о. Сергием. В марте 1932 г. в храме Сергиевского подворья при парижском Православном Богословском институте Елизавета Юрьевна приняла постриг, это преоб­ражение Елизаветы Юрьевны в монахиню Марию дало ей глубокое удовлетворение. Белая рубаха-власяница, как пояснялось в течение службы - это "хитон вольный нищеты и нестяжания, и всяких бед и теснот претерпения". Монахиню Марию облачили в мантию, митрополит Евлогий вручил ей крест:

Приими, сестро Марие, щит веры, крест Христов

и памятствуй всегда, яко речет Господь:

иже хощет по мне идти,

да отвержется себе,

и возьмет крест свой

и последует ми.

                     Монашество аскетического духа, созерцания, богомыслия, т.е. монашества в чистом виде в эмиграции не удалось, она отправилась в Латвию, Эстонию, посещала обители, женский Свето-Троицкий монастырь в родной Риге, но мать Мария не могла скрыться в монастырь от жертвенного служения страждущему миру, сам митрополит Евлогий признавал, что она "приняла постриг, чтобы отдаться общественному служению безраздельно", она называла это "монашеством в миру".

Пусть отдам мою душу я каждому,

Тот, кто голоден, пусть будет есть,

Наг - одет, и напьется пусть жаждущий,

Пусть услышит неслышащий весть

От небесного грома до шепоти,

Учит все - до копейки отдай

Грузом тяжким священного опыта

Переполнен мой дух через край.

И забыла я, - есть ли средь множества

То, что всем именуется - я

Только крылья, любовь и убожество,

И биение всебытия.

                     Мать Мария говорила, что "путь к Богу лежит через любовь к человеку и другого пути нет. На страш­ном суде меня не спросят, успешно ли я занимаюсь аске­тическими упражнениями, и сколько я положила земных и поясных поклонов, а спросят: накормила ли я голодного, одела ли голого, посетила ли больного и заключенного в тюрьме. И только это спросят».

                     Мать Мария для помощи русским эмигрантам, не имевшим постоянного местожительства, при поддержке друзей арендует дом на улице Сакс и оборудует в нем женское общежитие, столовую и домашнюю церковь. Через 2 года снимает просторный дом на улице Лурмель в 15м округе Парижа, где проживало много русских. Начинание Матери Марии постепенно разрасталось,был открыт дом для одиноких мужчин, дом для семейных, под Парижем – усадьба, приобретенная была переоборудована под санаторий для туберкулезных боль­ных. Дела шли хорошо при поддержке русской православ­ной церкви и благотворительных обществ, в доме на Лурмель была и просветительно-образовательная работа: лекции, доклады, вечера, религиозно-философские семинары. Мать Мария включилась в хлопоты по оказанию медицинского обслуживания эмигрантов во Франции, при­нявшей более миллиона русских беженцев.

                     По предложению Н. А. Бердяева было создано новое объединение «Православное дело». В 1937г. в берлинском издательстве вышел сборник стихов под именем монахини Марии, многие художественные образы взяты из "Библии", стихи были ее своеобразным лирическим дневником, в целом они разрабатывают вопрос "как жить?, в чем смысл жизни».

                     Поэзия становится частью христианского предания, отдельные стихотворения сливаются в один гимн, пропетый Небесной Славе:

Прошли века, или прошли мгновенья

Иль в будущем - там, у Тебя в раю,

Я вместе с ангелами песнопенья

Пред ликом, пламенеющим пою.

                     Кроме стихов, Мать Мария писала и художественную прозу, ею был опубликован большой во многом автобиогра­фический роман «Равнина русская», статьи на литературные, общественно-политические и религиозные темы.

                     В годы войны в тяжелые дни оккупации Парижа Мать Мария продолжала свой долг, свое дело: помогала нуждаю­щимся, добывала продукты для столовой; начались аресты, в числе арестованных были и друзья Матери Марии, чтоб     поддержать арестованных, отправляли им посылки, которые шли в лагеря от имени лурмельской церкви. Чтоб спасти от арестов и отправки в лагеря евреев, Мать Мария органи­зовала выдачу фиктивных удостоверений о крещении. В доме на Лурмелъ находили приют русские военнопленные и участники Сопротивления. Мать Мария устраивала связи, налаживала их продоволь­ственное снабжение, в доме её и загородном санатории в Нуази они находили кратковременное убежище: одни уходили, другие приходили, чтоб потом исчезнуть. Эти звенья связи существовали до февраля 1943 года.

                     Утром 8 февраля в отсутствие Матери Марии был арестован её сын, находившийся в доме на Лурмель. Гестаповцы обещали его выпустить, когда явит­ся его мать. Узнав обо всем случившемся, она на следую­щий же день вернулась в дом на Лурмель. После допроса её арестовали, но сына не выпустили: он так и погиб в лагере. Он погиб в начале феврале 1944 года на 24-м году жизни. Но Мать Мария этого уже не узнала, она в это время находилась в женском концлагере Равенсбрюк. В нем ей предстояло провести два года жизни, оказавшиеся последними.

                     Душевное состояние Матери Марии характеризует та­кой разговор с одной из заключенных. Когда отчаявшаяся женщина сказала матери Марии, что у нее притупились все чувства, и сама мысль закоченела и остановилась, матушка воскликнула: «Нет, нет, только непрестанно думайте, в борьбе с сомненьями думайте шире, глубже, не снижайте мысль, а думайте выше земных рамок и условий».

         По мере приближения конца войны условия содержа­ния в лагере еще более ухудшились. Нацисты стремились всеми способами умерщвлять узниц концлагеря, тайно подготовили газовые камеры, в которые посылали узниц, отобранных для так называемых медицинских селекций.

         О последних часах Матери Марии существует две версии, передаваемые в воспоминаниях бывших узниц. По одной из них Мать Мария 31 марта 1945 года при очередной «селекции» была по состоянию здоровья отобрана для газовой камеры и погибла в ней. По другой - события этого дня происходили несколько иначе. Во время «селекции» она сама вступила в группу отобранных, заменив одну из заключенных, сказав при этом для ободрения остальных: «Я не верю в газовую камеру». «И таким образом,- писали впоследствии узницы Равенсбрюка – Мать Мария добровольно пошла на мученичество, чтобы помочь своим товаркам умереть».

         В записной книжке матери Марии есть такая много­значительная запись: «Есть два способа жить, совер­шенно спокойно и почтенно ходить по суше - мерить, взвешивать, предвидеть. Но можно ходить по водам. Тогда нельзя мерить и предвидеть, а надо только все время верить. Мгновение безверия- и начинаешь тонуть» (Мать Мария «Записная книжка, 31 августа 1934 г.»)             

         Она придерживалась второго, когда каждый день становился испытанием крепости её веры, готовности нести тяжкий крест страдания и светлой, бескорыстной любви к ближнему, и это превращало её жизнь в подвиг, предвиденный и воспетый в её поэзии. Заветом живым остались ее слова:

        

У каждого имя и отчество

         И сроки рожденья и смерти

         О каждом Господне пророчество

         Будьте внимательны, верьте.

         «Критерий религиозной истины должен быть выстрадан, вымолен, добыт сердцем, волей, разумом и жизненным служением: и каждый человек призван разрешать эту задачу для себя самого. И чем глубже и цельнее он будет жить в этом искании, тем больше шансов, что добытый им критерий будет, может быть, иметь значение для других. Возможно, однако, что этот критерий окончательно дается людям лишь по смерти: в последнем и окончательном нетелесно-земном предстоянии Богу". — писал русский философ Ильин И. А.

         Вот эта вымоленностъ сердцем и жизненным служением нового опыта присуща была Матери Марии, она отражена в её религиозной лирике. Современный человек часто воспринимает христианские ценности как отдаленные и трудно достижимые. Преодолеть разрыв можно только вымолив, пережив истину сердцем, и тогда христианская реальность открывается внутреннему взору человека во всей своей неопровержимости и подлинности. Поэзия Матери Марии становится частью христианского предания, а отдельные стихотворения сливаются в один гимн, пропетый Небесной Славе:

Прошли века, или прошли мгновенья,

Иль в будущем – там, у Тебя в раю,

Я вместе с ангелами песнопенья

Пред ликом пламенеющим пою.

Земное время кончается, начинается новое, в котором жизнь и смерть не разделены барьером, но преодолеваются мощью и величием Духа.

И. С. Тургенев в статье «Гамлет и Дон-Кихот " писал: «…и когда переведутся такие люди, пускай закроется навсегда книга истории! В ней нечего будет читать!»

Обычными человеческими мерками трудно измерить заслуги Матери Марии. Такие люди‚ как Мать Мария, принадлежат всему человечеству.





А.БЛ0К

Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту -
Что же? Разве я обижу вас?


О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.

Ведь я – сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.

Сколько ни говорите о печальном.
Сколько ни размышляйте о концах и началах.
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.

И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и небе
Право, я буду рад за вас.
Так как-только влюбленный
Имеет право на звание человека.

УСЛЫШЬ, ХРИСТОС!

Услышь, Христос мое моленье,

Мой дух Собою озари

И сердца бедного волненье,

Как зыбь морскую, усмири!

Прими меня в Свою обитель:

Я блудный сын - Отец Ты мой;

И, как над Лазарем Спаситель,

О, прослезися надо мной!

________________________

Меня не крест мой ужасает:

Страданье верою цветет;

Сам Бог кресты нам посылает,

А крест наш Бога нам дает

Тебе вослед идти готовый,

Молю, чтоб дух мой подкрепил!

Хочу носить венец терновый:

Ты Сам, Христос, его носил.



Главной библиотекарь  ГБУК «Смоленской областной библиотеки для детей и молодёжи им. И.С. Соколова-Микитова» Елена Владимировна Маллер

Иван Шмелев. «Самый русский из всех русских писателей».

В 2018 году исполняется 145 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Шмелёва. Удивительно, что писателя, которого современники восторженно называли ''самым русским из всех русских писателей'', долгое время не знали в России. Трагические обстоятельства вынудили Шмелёва провести большую часть своей жизни за границей, но предателем Родины он не был никогда. Человек сложной судьбы и яркой индивидуальности, он смиренно прошел путём тяжелейших испытаний, не изменив ни своим православным взглядам, ни родному языку, ни литературным вкусам, сложившимся в России, ни людям, которых искренне любил.

Сегодня русский читатель открывает для себя всего Шмелева, во всем многообразии его творчества. И в этом творчестве многое доступно и необходимо детям. Сотрудникам кафедр православной литературы необходимо работать с книгами Ивана Шмелёва. Рассказы ''Мой Марс'', ''Веселая работа'', ''Как мы летали'', ''Светлая страница'' можно рекомендовать для чтения и обсуждения с читателями младшего возраста, а повесть ''Лето Господне'' - как для индивидуального, так и для семейного чтения ребятам среднего возраста.Даже самое тяжёлое и мрачное произведение Шмелёва «Солнце мёртвых» необходимо читать детям хотя бы в отрывках, чтобы разбудить в них чувство сострадания и способность откликаться на чужую боль.

Давайте познакомимся поближе с биографией и творчеством этого писателя.

Детство и юность

Все мужчины в роду Шмелевых были Иваны и Сергеи. Первые назывались в честь Иоанна Богослова. Небесным покровителем других был Святой Сергий–мученик. А фамилия была древняя крестьянская, не крепостная – государева. В роду Шмелевых были люди крепкой веры, мужественные приверженцы протопопа Аввакума - староверы.

После изгнания Наполеона осели Шмелевы в старой столице, в Замоскворечье - в Кадашевской слободе.Отец Шмелёва, Сергей Иванович, собрал артель плотников. Здесь держали они свои склады и портомойни, причалы для барж и лодочные станции, рубили лед, устраивали всяческие увеселения: балаганы, катания с гор, купальни.

В супруги Сергей Иванович выбрал себе дочь купца Евлампию Савинову.

3 октября  1873 года жена родила ему сына, которого в честь деда назвали Иваном.Позднее Шмелёв напишет: ''Свои детские впечатления я получил, главным образом, от нашего двора. Здесь, в грязи и пыли, среди сараев и амбаров была постоянная толчея. Работали плотники, маляры, кровельщики. Приходили получать расчет и галдели.

…Здесь во дворе я увидел народ. Я здесь привык к нему и не боялся ни ругани, ни диких криков, ни лохматых голов, ни дюжих рук. Эти лохматые головы смотрели на меня очень любовно. Мозолистые руки давали мне с добродушным подмигиванием и рубанки, и пилу, и топорик. Дюжие руки ломовых таскали меня в конюшни к лошадям, сажали на изъеденные лошадиные спины, гладили ласково по голове. Здесь я узнал запах рабочего пота, дегтя и крепкой махорки. …Много повидал я на нашем дворе и веселого и грустного. Я видел, как теряют пальцы, как течет кровь из-под сорванных ногтей, как натирают мертвецки пьяным уши, как бьются на стенках, как метким и острым словом поражают противника, как пишут письма в деревню и как их читают… Эти лохматые на моих глазах совершали много чудесного. Висели под крышей, ходили по карнизам, спускались в колодезь, вырезали из досок фигуры, ковали лошадей брыкающихся, писали красками чудеса, пели песни''.

С холодной и строгой матерью отношения Ивана всегда были прохладными, хотя именно Евлампия Гавриловна, получившая образование в институте благородных девиц, приучила сына к чтению русской классики. Больше времени мальчик проводил с отцом и нанятыми им мастерами. Был среди них и Михаил ПанкратовичГоркин – ярый приверженец православия, в пожилом возрасте он оставил работу и по просьбе Сергея Ивановича приглядывал за маленьким Ваней. Считается, что под его влиянием и сформировался интерес Шмелева к религии.

Когда мальчику было 7 лет, отец упал с лошади и восстановиться не смог. Мать осталась одна с шестью детьми. Жили на поступления от бань; кроме того, сдали в аренду третий этаж дома и подвал. Счастливая, безмятежная пора детства окончательно завершилась, когда в 11 лет Ваню перевели из частного пансиона, стоявшего рядом с домом, в первую Московскую гимназию. Учебу в ней писатель впоследствии вспоминал как самый тяжелый период юности. «Холодные, сухие люди» - напишет он о преподавателях позднее, а в памяти останется навсегда счастливая картина детства: ''Лед вчера возили. Сегодня набивают погреба, спешат. Такая горячая работа: весна накрыла. Ишь, как спешит капель – барабанит, как ливень дробный…

В одном пиджаке, без шапки, вскакивает на лёд отец, ходит по острым глыбам, стараясь удержаться: машет смешно руками. Расставил ноги, выпятил грудь и смотрит зачем-то в небо. Должно быть он рад весне… Проходит Горкин, в поддёвочке и шапке, что-то грозит отцу: одеваться велит, должно быть. Отец прыгает на него, они падают вместе в снег и возятся в общем смехе… Я хочу крикнуть в форточку … но сейчас загрозит отец, а смотреть в форточку приятней…''

Литература

Из-за неуспеваемости и конфликтов с педагогами через пару лет Шмелев повторно сменил место учебы. Шестую Московскую гимназию он окончил в 1894 году, при этом до золотой медали ученику не достало половины балла. Шмелев поступает в Московский университет на факультет юриспруденции, а год спустя в журнале «Русское обозрение» публикуется его первый рассказ «У мельницы».

Первый гонорар (80 рублей) поразил Шмелёва, поразила не столько сумма (хоть и она показалась огромной простому студенту), а то ощущение вдохновенного озарения, которое он испытал, работая над рассказом. Уверенность в том, что писательский труд – это путь, указанный ему Богом, укрепилась в нём окончательно после разговора со старцем в Валаамском монастыре, куда 22-х летний раб Божий Иоанн приехал со своей юной женой Ольгой в свадебное путешествие.

Вдохновлённый первой публикацией, спустя два года Шмелев решает издать сборник рассказов «На скалах Валаама». Материал автор собрал в поездке в монастырь. Но царская цензура не допускает к печати произведение, вынуждая писателя убирать критические отрывки. Опубликованные с учетом замечаний цензоров очерки оставляют читателей равнодушными, и разочарованный автор берёт паузу в творчестве, которая затягивается на 10 лет. Чем наполнена жизнь Шмелёва в этот период? Он получает образование и, отслужив год в армии, вместе с супругой и родившимся маленьким сыном переезжает во Владимир. Там он работает чиновником по особым поручениям при Владимирской казённой палате МВД. И вдруг что-то заставляет его спросить себя: «Чего ищет моя душа?… Так и буду до конца дней ездить по городкам, проверять торговлю, ночевать на постоялых дворах, играть в преферанс и винт, выпивать после роббера, ожидать наградных и повышений по службе… Десять лет не писал ни строчки. Не думал, что я писатель, страшился думать, не смел. Писатель – это учитель жизни. А я?»…

С 1905 года Иван Сергеевич возобновляет работу над произведениями и пишет Максиму Горькому с просьбой рецензировать некоторые из них. Автор создает рассказы и повести, в центре которых находится «маленький человек». Повесть «Человек из ресторана» делает его знаменитым.  О популярности ''Человека из ресторана'' можно судить хотя бы по такому эпизоду. Через 7 лет после появления повести, в июне 1918 года, Шмелёв, находясь в голодном Крыму, зашёл в маленький ресторан с тщетной надеждой купить там хлеба. Вышедший к нему хозяин случайно услышал его фамилию и поинтересовался, не он ли автор книжки о жизни официанта. Когда Шмелев подтвердил это, хозяин увел его в свою комнату со словами: ''Для вас хлеб есть''. А через 2 года, 1920-м, эта же книга спасла его от верной смерти. Пришедший к власти пролетариат жестоко расправлялся с эксплуататорскими классами. Купеческое происхождение и служба в царской армии – этого было достаточно, чтобы арестовать Шмелёва. Его ждал расстрел. Но комиссар признал в нем автора своей любимой повести об официанте и отпустил с Богом.

К 40 годам Шмелёв становится известным как автор очерков и повестей о купечестве и крестьянстве. Описывая тяготы народа, видя его тяжёлый быт, писатель с одобрением встречает события февраля 1917 года. Однако наступившая за этим неразбериха и последовавшее насилие быстро превращают надежды в разочарование и ужас.

Видя разрушение не только основ государственности, но и моральных устоев, нарастание жестокости и хаоса, Шмелёв с супругой и сыномуезжает в Крым. Здесь семья приобретает дом и участок, Иван Сергеевич пишет посвящённую событиям Гражданской войны повесть «Как это было» и начинает рассказ «Чужая кровь». Но Шмелёвым недолго удаётся оставаться в стороне от трагических событий. Красная армия занимает Крым. Чтобы лучше понять трагедию последующих событий, зачитаю биографическую справку, выданную сыну Ивана Шмелёва: «Сергей Иванович Шмелёв. Офицер. Прапорщик-артиллерист. Участник I-ой мировой войны. Ранен на фронте. После отравления немецкими газами заболел туберкулезом. Демобилизован. Направлен на лечение». 24-летний инвалид, Сергей Иванович Шмелев находился на излечении в Феодосийском госпитале, когда за ним пришли чекисты. В арестантских перенаселённых подвалах он провёл почти 3 месяца, а в январе 1921 года его без суда и следствия расстреляли.

 Долго не верил Шмелев, долго искал сына среди живых, потом среди мертвых, чтобы получить тело ''дорогого, кровного мальчика'' и похоронить его, ''как подобает христианину'', писал письма Луначарскому и Калинину, но все его старания были напрасны.

Писатель, чья жизнь разбита утратой, проводит ещё два года на полуострове, а затем иммигрирует в Европу. Сначала он останавливается в Берлине, потом перебирается в Париж. В столице Франции Шмелёв проведет остаток жизни.

Вскоре после переезда выходит «Солнце мёртвых» - роман, рисующий бесчеловечность революционных событий в России. «Прочтите это, если у вас хватит смелости», - отзывался о произведении немецкий писатель Томас Манн.

Жизнь в эмиграции была для Шмелёва мучительной. Это отмечали все - писатель Иван Белоусов, встретив его на улице, не узнал: ''Вместо живого, подвижного и всегда бодрого, я встретил согнутого, седого с отросшей бородой, разбитого человека''.

Племянница писателя, Юлия Александровна Кутырина, приютившая их с женой в Париже, была поражена лицом, которое она увидела: ''Оно было изборождено глубокими складками-впадинами – от созерцания и сострадания''.

Письма Шмелёва полны отчаяния и боли: ''Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Всё – чужое. Души–то родной нет, а вежливости много''.(Из письма И. Шмелева к А. Куприну.  2 сентября 1923г.)

В письме к Борису Зайцеву Шмелёв пишет: ''Тоскую по родному, не примаю – Ивропы. Никак. Не прирастаю. Не надо мне ни культуры, ни натуры… - хочу родной и милой! – ду-ры!! По ночам плачу… Если бы знать!.. – всю бы ее исколесил, исползал… все бы обители обошел… всех бы колоколов послушал''. (Из письма И. Шмелева к Б. Зайцеву. 22.8.1935г.)

Опасаясь за судьбу Родины, видя разрушение веками создаваемой русской культуры и подмену ценностей, Шмелёвпишет произведения, которые становятся вершиной его творчества - повесть «Богомолье» и роман «Лето Господне». С искренностью и теплотой автор воскрешает атмосферу детства, а вместе с ней – утраченную дореволюционную Россию. Впервые «Лето Господне» публикуется в 1933 году в Белграде, «Богомолье» - в 1935 году там же. В России книги Шмелёва начинают выходить в свет лишь в конце 80-х.

Шмелев настолько ненавидел большевистский режим, что воспринял вторжение фашистов в СССР как Божье провидение. В письме к философу Ивану Ильину нападение Германии он назвал «подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола» и выразил надежду, что свержение власти коммунистов откроет путь для духовно-нравственного возрождения страны.В 1948 году Иван Сергеевич начал работу над романом «Пути небесные», в котором хотел показать осуществление Божьего промысла в реальном мире. Произведение осталось неоконченным из-за смерти автора.

Иван Шмелёв скончался в 1950 году, 24 июня. Причиной смерти стал сердечный приступ. Его похоронили на кладбище города Сент-Женевьев-де-Буа, но сейчас его останки покоятся в некрополе Донского монастыря в Москве. Перезахоронение состоялось в 2000 году. Сюда же перенесли останки Ольги и Сергея Шмелёвых.Немного раньше, 1993 году,в Алуште открыли дом-музей писателя.Так состоялось возвращение Шмелёва на Родину, о которой он так тосковал. Жаль, что произошло это только после его смерти.



Нина Ивановна Колобаева, поэт, публицист, педагог

«Жизнь без Бога не жизнь, -

Только горюшко!»

Творчество монаха Варнавы (Е. Г. Санина)

Монах Варнава (Е. Г. Санин) – известный российский писатель, поэт, журналист, драматург, автор множества книг (более 200), в том числе исторических романов, повестей о временах античности и Древней Руси, духовных стихов, детских книг, рассказов, поэтических сборников: «Плач по России», «Духовная азбука», написанной в соавторстве и полюбившейся книги «Советы идущему в церковь».

Монах Варнава является лауреатом Всероссийского конкурса «Просвещение через книгу» в номинации «Лучшая книга для молодежи». В предисловии к сборнику Е. Санина «Духовная поэзия», изданному в 1998 г., иеромонах Роман пишет: «Стихи правдивы (видно автору досталось, что за правду платят). Язык и образы просты, искренни, продиктованы не надуманными полетами околоцерковного человека, а личным религиозным опытом настоящего христианина. Что и радует. Помоги ему, Господи!»

По профессии монах Варнава – военный журналист, родился 10 июля 1954 г., детство и юность прошли в Ставропольском крае, в г. Буденновск. Он окончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища, был военным корреспондентом и корреспондентом ТАСС на БАМе. После увольнения из армии работал в областных газетах Тульской, Волгоградской, Московской областей, в АПН, после этого полностью стал заниматься писательским трудом. В октябре 2009 г. принял монашеский постриг, малую схиму с именем Варнава.

В лирических стихах монаха Варнавы простые, легко понимаемые строки открывают во всей своей простоте необыкновенную духовную глубину.

Его стихи наполнены конкретно-образным религиозным чувством. Автор пытается ответить на вечный вопрос: в чем смысл жизни?

Вечный вопрос

Смотрю на сорную траву

И думаю: зачем живу?

Зачем хожу, лежу, болею,

За годом год – увы! – старею,

Стою, сижу, читаю, сплю,

Терплю, завидую, люблю,

Зачем смеюсь и унываю,

С травы вот листья обрываю,

Дышу, надеюсь, пью и ем, -

Зачем?

            Зачем?

                        Зачем?

                                    Зачем?...

Приобщение к невидимому, незримому, но осязаемому духовному миру дает возможность видеть, ощущать то, что скрыто для многих, находится за гранью, очерченной земной жизнью.

Поэт не скрывает своих искренних чувств, не остерегается своей прямоты, искренности и уверенности в правоте своей души.

Он осознает, что путь без Христа, без веры – это путь в никуда.

Боже, что творится со страною:

Зло в ней торжествует без помех.

Что случилось?

                         Что всему виною?

И сказала тихо совесть: «Грех!»

Время нынче – за бедствием.

Люди! Как объяснить вам, что

Грех причина, а прочее – следствие,

Но в ответ, как всегда: «Что-что?...»

Мир, по вере самого автора, не мыслим без молитвы. Только в молитве душа оживает, в общении с Богом она обретает силы. Бог слышит искреннее молитвенное воздыхание.

«Отче наш!...»

От молитвы Господней

Просыпается в сердце капель.

Я иду по траве прошлогодней

Позабыв, что бывает метель.

Улеглись все житейские бури,

Поворчав, удалилась гроза,

И в бездонной небесной лазури

Снова радует солнце глаза!

Чтобы Вера Православная

Подняла тебя над пропастью,

Чтоб пред Богом – это главное!

Встала на колени с робостью.

Искренняя молитва всегда помогает человеку, она является лучшим утешением всем нуждающимся в нем.

Чудо

В час недобрый, час унылый,

Час сердечной пустоты

«Господи,  -  скажу, - помилуй!»

Трону Библии листы

Поцелую край иконы,

Вспомню, не скрывая слез,

Как во дни святые оны,

Ради нас страдал Христос

И – о, чудо! Час унылый

Станет лучшим часом дня.

«Господи, - скажу, - помилуй!»

И помилует меня.

О силе молитвы повествуют и рассказы «Урок молитвы», «Мать и сын» в сборнике монаха Варнавы «Духовная неотложка».

Созерцание вечности дает человеку внутреннюю крепость. В земном пути очень важно признание своей греховности, раскаяние и покаяние.

Дай Бог, услышав третьих петухов,

Дойти до покаянного итога,

И получить прощение грехов,

И – возлюбить еще сильнее Бога!

У поэта предостережение к тем, кто пребывает в безверии, живет не по заповедям Божьим.

Автор напоминает, что мы живем временно здесь, в вечности наше пребывание будет определяться согласно нашей вере или безверию, нашим делам и поступкам.

«Начало премудрости – страх Господень» …

Как просто и ясно! А человек

Блуждает во тьме даже в самый полдень,

За месяцем месяц, за веком - век!

Главная тема всего творчества монаха Варнавы – вера, она глубокая, сокровенная. Вера – основной показатель нравственного здоровья, самостояния человека, источник внутреннего самосовершенствования. Произведения монаха Варнавы – напоминание человеку, что он творение Божие, его путь веры – путь к Богу, к соединению с вечностью.

Взирая на жизненную панораму,

Я прихожу к такому итогу:

Что за дорога,

Если она не ведет к храму?

Что за слово,

Если оно не ведет к Богу?...

Он убеждает своими произведениями читателя в том, что у человека, живущего без веры, нет свободы, потому что, по словам апостола Павла, - свобода – это – свобода духа, свобода от греховных пороков, страстей, привязанностей, помыслов, человек, связанный с ними несвободен от них. Господь дает право выбора, нужно только сделать правильный выбор, раскаявшегося, как блудного сына, всегда готов принять Господь.

Творчество монаха Варнавы – это обращение к думающим людям, правильно понимающим Священное Писание, которое гласит: «Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». Узок путь – это путь добра, истины, покаяния, правды, отречения от греха.

Творчество монаха Варнавы помогает в правильном выборе жизненного пути. Так в стихотворении «Основа жизни» он пишет:

Ну, чего еще мне в жизни надо?

И чего еще от жизни нет, -

Если есть икона и лампада:

Древний лик и благодатный свет?

А еще родник молитвослова

В душу льет живых глаголов вязь…

Жизнь полна, когда ее основа –

С Господом невидимая связь!

Очень важно ценить каждое мгновение жизни, данной нам любящим Творцом, быть ответственным за все, что происходит, безгранично любить ближних, любить Родину. Много стихотворений у поэта посвящено России, Родине. Это стихи «Русь», «Родине», «Русские святыни», «Плач по России».

Русь

Здравствуй, Русь: седые дали,
Плуг и меч, копье и серп,
Край надежды и печали,
Стон дубов и слезы верб…

Все твои озера святы,
Все ручьи твои чисты.
Вкус полыни, запах мяты,
И — кресты, кресты, кресты…

Все тут мило, от березы
До высоких облаков.
То ли росы, то ли слезы
На стогах твоих веков.

Край родной: твои дубравы,
Нивы, села, города, -
Память подвигов и славы,
Войн, молитв, любви, труда.

Сколько бед прошло над Русью
Подсчитать я не берусь.
Только низко поклонюсь я
И промолвлю: «Здравствуй, Русь!»

Автор размышляет о России:

«Лирические чётки»

В чём была крепость Руси и сила?
В вере, которой славилась.
Если Русь перед Богом грешила,
То перед Ним — и каялась!

***

Россия, Русь: славянское жнивьё,
Снежинка мира и метель побоищ…
Здесь - Родина, Отечество твое,
Здесь ясно всё, чего ты стоишь!

Родине

Снега серебристые, плесы игристые,
Иконы в каждой избе, —
Такой ты была, моя Родина, исстари,
Пока был крест на тебе.

Срывали с тебя его злобно товарищи
И, гордо с Богом борясь,
Страну превратили сначала в пожарище,
А после — втоптали в грязь!

Без Бога мужали твои поколения,
И им, хоть не их вина,
Не так наказаньем, как для вразумления,
Давалась порой война.

Увы, и сейчас, вместо дней покаяния —
Безбожная круговерть!
И не вразумленьем, а для наказания,
Все чаще нас косит смерть.

Смотрю на тебя: те же плесы игристые,
Снега вокруг деревень…
О, Родина, вспомни, какой была исстари,
И крест на себя — надень!

Все творчество монаха Варнавы – это задушевный искренний разговор с читателем, в котором раскрывается его внутреннее благородство, стремление помочь, предостеречь от ошибок, без назидания, но с огромной любовью и искренним чувством соучастия.

         Монах Варнава написал несколько томов «Маленьких притч для детей и взрослых».  Притчи являются очень редким особым жанром в мировой и российской литературе, это небольшие поучительные иносказательные повествования, позволяющие человеку посмотреть на себя как бы со стороны, подумать о вечных вопросах, о жизненных ценностях, получить ответы на самые разные вопросы. Монах Варнава создал в маленьких притчах соединение народной мудрости, высокой духовности и нравственности. Поучительные рассказы написаны увлекательным простым образным языком, интересны не только детям, но и взрослым читателям.

         Поэт-христианин, монах Варнава чувствует свою ответственность за то, что происходит сейчас в мире, переживает вместе со своими героями, верит в преобразование любимой Родины на принципах добра, любви и истины.

         Нужно всем сердцем любить свое Отечество, хранить веру своих предков, никогда, ни при каких обстоятельствах не покидать свою родную землю, помнить свои корни.

         В стихотворении «Покидающим Родину» такие проникновенные строки:

Прольется дождь – запомни навсегда,

Какого цвета на листве вода!

Сорви полынь, и в пальцах разомни,

Взгляни на дальней станции огни.

Постой на месте лучших твоих встреч,

Послушай русскую родную речь.

Перекрестись на православный храм…

Ну – неужели лучше будет там?!

В стихотворении «В годину зла…» монах Варнава обращается ко всем с мудрыми словами утешения.

В годину зла, во дни лишений

Ты должен все перебороть.

Не попускает искушений

Нам выше наших сил Господь.

Оставят все ― Он не оставит,

Все предадут ― Он не предаст,

Обманут люди ― Он наставит,

Все отберут, а Он подаст!

В годину зла, во дни лишений

Себя и душу не сироть.

Среди врагов и искушений

Ты не один, с тобой ― Господь!

***

Диво дивное,
чудо чудное:
Зло над Родиной,
время трудное, —
Но не сказкою,
не былинами
Белый храм встает
над руинами.
Божий храм встает
в волю вольную,
Ах, и песнь поет —
колокольную!..
До небес плывет
песня славная:
Оживает Русь
Православная!



А. С. ПУШКИН И СВЯТИТЕЛЬ МОСКОВСКИЙ ФИЛАРЕТ

Пушкин в зрелом возрасте везде подходил к Слову Божию именно в непосредственной младенческой простоте сердца, не искушаемый духом скептицизма, соблазнившего Л. Н. Толстого, он и здесь был глубоко народен, как и во всем своем отношении к Церкви и ее установлениям. Он воспринимает их так, как их чувствовали и воспринимали искони миллионы русских православных людей, не мудрствующих лукаво.

Там, где это нужно, он умел склонить свою венчанную лаврами голову перед авторитетом Церкви. Это ясно показала его знаменитая поэтическая полемика с митрополитом Филаретом по вопросу о смысле жизни. Два великих современника - Филарет и Пушкин, как две могучие духовные вершины, высоко поднимающиеся над своим временем и окружающею их средою, не могли не заметить друг друга.

Митрополит Филарет, этот тонкий художник слова, полного яркой образности и запечатленного иногда высокой духовной поэзией, не мог не оценить вдохновения Пушкина, обогатившего сокровищницу русского языка и ставшего откровением в нашей литературе. С другой стороны, Пушкин, столь чуткий ко всему высокому и прекрасному, стремившийся объять своим гениальным даром все высшие проявления человеческого духа, не мог не остановить своего внимания на Филарете, которого уже тогда почитала вся Россия как мудрого пастыря, глубокого богослова и вдохновенного, непревзойденного по своему красноречию проповедника. Особенно близко он должен был соприкасаться с Московским Первосвятителем во время своих частых приездов в Первопрестольную столицу, жизнь которой глубоко была запечатлена умственным и нравственным влиянием последнего. Пушкин и Филарет имели общих друзей и почитателей, старавшихся этих двух великих людей своего времени сблизить между собой. Таковыми были Шевырев, А. И. Тургенев и особенно Елизавета Михайловна Хитрово, дочь знаменитого М. И. Кутузова. Женщина большого ума и доброжелательного сердца, глубоко православная по своим убеждениям, она высоко почитала великого русского иерарха, как и испытывала искреннее преклонение перед поэтическим талантом Пушкина, была его преданным другом.Пользуясь доверием одного и другого, она со свойственной ей чуткостью женского сердца стала живым нравственным звеном между ними.Как видно из недавно опубликованных ее писем к Пушкину, митрополит Филарет поручал ей иногда передавать о некоторых происшествиях в Москве Пушкину, и она исполняла эти поручения, "не смея его ослушаться" (письмо Пушкина из Петербурга 18 марта 1830 г.). Но историческая заслуга Е. М. Хитрово состоит в том, что она явилась посредницей в их встрече на литературном поприще, вызванной появлением в печати стихотворения Пушкина "26 мая 1828 г." (день его рождения) и начинающегося словами:

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

Эти стихи появились, однако, на полтора года позднее поставленной над ними даты, будучи напечатаны в "Северных цветах". По свидетельству Бартенева, основанному на словах самого митрополита Филарета, именно Е. М. Хитрово привезла ему это произведение Пушкина. ("Пушкин и его время". Сб., Харбин, 1936, с. 151), желая, очевидно, обратить на них его внимание. Навеянное припадком меланхолии, нередко посещавшей Пушкина при всей его видимой жизнерадостности, это мрачное стихотворение было жалобой на слепой и жестокий рок, управляющий, как ему казалось, его жизнью. Вера в неотвратимый рок, или судьбу, предназначенную каждому из людей, была вообще свойственна Пушкину, - здесь он дал ей только наиболее яркое и горькое выражение. Так как подобная безотрадная философия, распространяемая великим поэтом, не могла не производить смущения в умах тогдашнего общества, митрополит Филарет решил не оставлять его стихотворения без ответа. Его целью было доказать всем и особенно самому поэту, что наша судьба отнюдь не предопределена для нас слепым роком, как думали язычники, она управляема разумною и благою волею Творца и Промыслителя мира, указавшего для нее высокое назначение в приближении к его совершенству. Мы сами становимся источником своих страданий, отступая от Него, и снова обретаем душевный покой и мир, возвращаясь в Его лоно. Замечательно то, что Филарет нашел нужным облечь эти мысли в стихотворную поэтическую форму, желая таким путем лучше довести их до сердца поэта. Тот же стихотворный размер и почти те же слова и выражения, но наполненные различным содержанием, делают невольно оба эти стихотворения как бы параллельными и вместе противоположными друг другу. Особенно этот параллелизм заметен в следующих двух строфах митрополита Филарета:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога нам дана,

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью

Зло из темных бездн воззвал,

Сам наполнил душу страстью,

Ум сомненьем взволновал.

Стихи митрополита Филарета, по собственному его признанию, сделанному Шевыреву, были помещены в "Звездочке" без подписи, но они тотчас же стали известны Пушкину. Поэт оценил снисхождение к нему со стороны высокого иерарха Церкви, выразившееся в столь необычной форме обращения к нему со стороны знаменитого церковного витии, и ответил на стихотворение замечательными "Стансами", являющимися одним из лучших перлов его поэзии.

«В часы забав иль праздной скуки
( по требованию цензора Пушки н должен был изменить редакцию последней строфы. Первоначальный ее текст был таков:

Твоим огнем душа согрета

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе Филарета

В священном ужасе поэт.»

Здесь поистине достойно удивления все: и возвышенность вдохновенной мысли, и величавая торжественность, и в то же время искренность и благородство тона, и глубокое смирение сердца, не боящегося всенародной исповеди в своих заблуждениях и страстях, и, наконец, самая звучность и музыкальность стиха, полного изящной, временами нежной благоухающей гармонии.

Трогательно его преклонение перед духовной высотою пастыря Церкви, пред его "кроткой и любовной силой", которою тот усмирял в нем бурные порывы сердца.

Пушкин писал "Стансы" в 1830 году, т.е. когда он был уже во вполне зрелом возрасте и находился в зените своей общепризнанной славы. Наша история не знает другого примера подобного литературного состязания между строгим по своим взглядам и мудрым русским архипастырем и свободолюбивым гениальным поэтом, в который последний не только не устыдился признать себя побежденным, но и, как смиренный ученик, с благодарностью относился к своему духовному наставнику.

Н. Колобаева
2018 г.



Нина Ивановна Колобаева, поэт, публицист, педагог

Поэт  К.Р.

(Великий князь Константин Романов: «Призвание поэта для меня высшая и святейшая обязанность».)

Пускай прольются звуки

Моих стихов в сердца толпы людской,

Родного православного народа

Я заслужу доверье и любовь.

К.Р.

Личность Великого князя Константина Романова, его напряженная деятельность - неотъемлемая часть истории русской культуры и литературы.

Его Императорское Высочество Великий князь Константин Константинович Романов по своему родству являлся внуком Императору Николаю  1, двоюродным братом Александра III и дядей Государю, ныне прославленному в лике святых НиколаюII.

В течение своей жизни Великий князь К.К.Романов занимая многие видные посты и должности: был генерал-адъютантом, командиром лейб-гвардии знаменитого Преображенского полка, президентом Императорской Академии наук, возглавлял ее четверть века, главным генерал-инспектором всех военно-учебных заведений России, состоял председателем Императорского Русского археологического общества.

Кроме того, был известен как талантливый музыкант, драматург, поэт и переводчик, автор нескольких сборников, подписывавший свои стихи криптонимом «К.Р». Родился Константин Романов 10.08.1858 г. в Стрельне, под Петербургом, в красивейшем дворце, расположенном на берегу залива и окруженном великолепными липами.

Великий князь получил прекрасное разностороннее домашнее образование. В обучении и воспитании большую роль сыграли знаменитые историки С.М. Соловьев, К.И. Бестужев-Рюмин, музыкальный критик Г.А. Ларош, виолончелист И.И. Зейрфет. Русскую словесность преподавал писатель И.А. Гончаров, Ф.М. Достоевский. Рано князь полюбил поэтическое слово и начал писать стихи - искренние, музыкальные. Впоследствии К. Романов познакомился  с композитором П.И Чайковским, который обессмертил их, положив на музыку.

Великий князь строго воспитан был своей матерью Великой княгиней Александрой Иосифовной в православной вере. Это же - самое строгое и точное следование Церковному уставу, жизни в Боге он передаст впоследствии и своим детям, воспитав их, как покажет история, истинными гражданами Отечества, глубоко верующими христианами. В молодости Константин Константинович хотел уйти в монастырь, пытался получить на это родительское благословение. Ответ отца был таков: «Костя, если мы все уйдем в монастырь, кто будет служить России?». ( Только много лет спустя мечту Константина Романова исполнит его дочь Татьяна, став в 1946 г. монахиней  Тамарой).

С детства великого князя готовили к службе на флоте. В семь лет его воспитателем был назначен капитан 1-го ранга И.А. Зеленой, который до совершеннолетия великого князя состоял в этой должности.

Как и его учитель И.А. Гончаров, Константин Романов тринадцатилетним гардемарином совершил дальнее плавание в Атлантический океан и средиземное море. Сдав экзамены по программе Морского училища, был возведен в чин мичмана, потом был произведен в лейтенанты флота.

С тех пор в его стиках поселилось море. И порой он уходил от «светской» жизни в поэтические мечтания, вспоминал морской «привальный простор».

В данном из стихотворении «У Балтийского моря», посвященном воспитателю И.А. Зеленому, есть такие строки:

Глубь небесная, моря безбрежная даль,-

Разве, может ничтожная сердца печаль

Обладать просветленной душою

Пред могучею ширью такою?

Сладко взором тонуть в глубине голубой,

Вольно дышится, мир забываешь земной,

Исчезает мгновенное горе,

Как та чайка в лазурном просторе.

В 1884 г. Константину Константиновичу пришлось сменить морскую службу на командование ротой гвардейского измайловского полка, а через семь лет он назначается командиром лейб-гвардии Преображенского полка. Это было очень почетное и высокое назначение, полк- «парадное» лицо петербургского офицерства, полк, в котором по традиции служили русские цари, он был всегда в чести, на виду. Дневник Великого Князя передает его душевное смятение, и гордость от оказанной ему чести командовать полком.

Генерал А.Ф. Редигер, (военный министр в 1905-1909 г.) в своих воспоминаниях писал о Константине Константиновиче:

«Эта была личность особенно светлая и симпатичная. Чрезвычайно умный, очень начитанный, добрый, деликатный и благовоспитанный, великий князь производил на всех, имевших с ним дело, чарующее впечатление.

…Везде его чрезвычайно любили за доброту и приветливость. Он до тонкости знал все внешние обязанности строевого начальника и любил всю парадную сторону гвардейской службы, любил офицеров и нижних чинов, но сам остался в душе поэтом».

Полк (сонет)

Наш полк! Заветное, чарующее  слово

Для тех, кто смолоду и всей душой в строю,

Другим оно старо, для нас – все так же ново

И знаменует нам и братства, и семью.

О знамя ветхое, краса полка родного,

Ты бранной славою венчанное в бою!

Чье сердце за твои лоскутья не готово

Все блага позабыть и жизнь отдать свою?

Полк учит нас стерпеть безропотно лишенья

И жертвовать собой в пылу святого рвенья

Все благодарное – отвага, доблесть, долг,

Лихая удаль, честь, любовь к отчизне славной,

К Великому Царю и вере православной

В едином слове том сливается: наш полк!

В поэтическом творчестве К.Р. военная лирика занимает особое место. В дневнике записи свидетельствуют о том, как он знал, понимал, любил солдата. Понимание заслуг солдата, служба К. Романова в армии, знание повседневности солдат стали в основе появления в печати «Очерков полковой жизни» и «Солдатских сонетов».

А.Ф. Кони в своих воспоминаниях о Константине Константиновиче Романове отмечает: «… в его стихотворениях рассыпано очень много указаний именно на его желание служить родине всеми силами души. Он так понимал русского солдата, он ценил его, ценил в нем те достоинства, которых не поймет и не оценит чуждый взор, иноплеменный. Несмотря на его высокое положение, его отношение к нижнему чину было удивительно простым и сердечным. Во всех стихотворениях, посвященных солдатам, чувствуется такое понимание солдатского горя и радости, солдатских нужд и печали, солдатских надежд и горестей, что эти стихотворения сами по себе одни могли бы составить уже значительный вклад в русскую литературу».

Я баловень судьбы... Уж с колыбели

Богатство, почести, высокий сан

К возвышенной меня манили цели,-

Рождением к величью я призван.

Но что мне роскошь, злато, власть и сила?

Не та же ль беспристрастная могила

Поглотит весь мишурный этот блеск,

И все, что здесь лишь внешностью нам льстило,

Исчезнет, как волны мгновенный всплеск?

Есть дар иной, божественный, бесценный,

Он в жизни для меня всего святей,

И ни одно сокровище вселенной

Не заменит его душе моей.

То песнь моя!.. Пускай прольются звуки

Моих стихов в сердца толпы людской,

Пусть скорбного они врачуют муки

И радуют счастливого душой.

Когда же звуки песни вдохновенной

Достигнут человеческих сердец -

Тогда я смело славы заслуженной

Приму неувядаемый венец.

Но пусть не тем, что знатного я рода,

Что царская во мне струится кровь,

Родного православного народа

Я заслужу доверье и любовь, -

Но тем, что песни русские, родные

Я буду петь немолчно до конца

И что во славу матушки России

Священный подвиг совершу певца.

Великий князь Константин в двадцать шесть лет вступил в брак с дочерью Альтенбургского принца Маврикия - принцессой Елизаветой. Брак был равным по родству, и, кроме того, супруги всю жизнь, как известно из воспоминаний, питали друг к другу самые нежные чувства.

В браке у супругов было девять детей (шесть сыновей и три дочери), из которых только дочь Наталья умерла в младенчестве.

В трудные минуты жизни Константин Константинович обращался к Отцу Небесному:

Научи меня Боже, любить...

Всем умом тебя, всем помышленьем,

Чтоб и Душу тебе посвятить,

И всю жизнь с каждым сердца биеньем.

Научи Ты меня соблюдать

Лишь Твою милосердную волю,

Научи никогда не роптать

На свою многотрудную долю.

Всех, которых пришел искупить

Ты Своею Пречистою Кровью,

Бескорыстной, глубокой любовью

Научи меня, Боже, любить!

Все надо уметь вытерпеть: упреки, обиды, кажущиеся несправедливости. Он был убежден, что если Бог есть в душе человека, значит жива надежда, что на Земле всегда будут жить любовь и прощение.

Когда креста нести нет мочи,

Когда тоски не побороть,

Мы к небесам возводим очи,

Творя молитву дни и ночи,

Чтобы помиловал Господь.

И если вслед за огорченьем

Нам улыбнется счастье вновь,

Благодарим мы с умиленьем

От всей души, всем помышленьем

Мы Божью милость и любовь?

***

Когда меня волной холодной

Объемлет мира суета,

Звездой мне служат путеводной

Любовь и красота.

О, никогда я не нарушу

Однажды данный им обет:

Любовь мне согревает душу,

Она мне жизнь и свет

Не зная устали, ни лени,

Отважно к цели я святой

Стремлюсь, чтоб преклонить колени

Пред вечной красотой.

Мир человеческой души открывается в поэзии К. Романова, ему от природы был дан поэтический дар. Стихи начал писать в 1879г., первое опубликованное стихотворение «Псалмопевец Давид» (журн. «Вестник Европы», 1882г.) он подписал криптонимом К.Р., так он под ним вошел в русскую литературу; во время заграничного плавания он создает цикл стихов, которые были известны всей дореволюционной России.

«Жизнь моя и деятельность вполне определились - записывает Константин  Константинович в Дневнике в день своего тридцатилетия. - Для других - я военный. Для себя же - я поэт. Вот мое частичное призвание» (10 августа 1888г.). Он писал обо всем, что волновало его в жизни. Очень любил свою родину и природу, что носило полное отражение в стихах. Он как будто видел, как растет весной трава, как «безропотно блекнут цветы» осенью.

Пытался разгадать тайну ночи. Этому «чарующему» времени суток посвятил цикл стихов.

Растворил я окно -

стало грустно невмочь -

Опустился пред ним на колени,

И в лицо мне пахнула весенняя ночь

Благовонным дыханьем сирени.

А вдали где-то чудно

так пел соловей;

Я внимал ему с грустью глубокой

И с тоскою о родине

вспомнил своей,

Об отчизне я вспомнил далекой,

Где родной соловей

песнь родную поет

И, не зная земных огорчений,

Заливается целую ночь напролет

Над душистою веткой сирени.

К.Р. 13 мая 1885г. Мейнинген.

***

Что за краса в ночи благоуханной!

Мечтательно ласкает лунный свет;

Небесный свод, как ризой златотканой,

Огнями звезд бесчисленных одет.

О, если б там, в стране обетованной,

Где ни забот, ни слез, ни горя нет,

Душе расцвесть красою первозданной,

Покинув мир страданий, зол и бед!

Но, может быть, там суждено забвенье

Всего того, чем в нежном умиленье

Здесь на земле пленялася душа?

Нет, будем жить! Хоть скорбью и тоскою

Больная грудь сжимается порою,

Хоть страждем мы, но жизнь так хороша!

К.Р. 23 июня 1890г. Красное Село.

                         К.Р.

                Времена года

                      Сонет

О, радость утра ясного весной!

Ты ласточек навеяна крылами.

Вы, незабудки, споря с небесами,

Так празднично убрались бирюзой.

О, летний день! Сияя над землей,

Ты теплыми даришь ее лучами

И мака знойными во ржи цветами

И жаворонка песней заливной.

О, золотистость осени печальной!

Скорбь увяданья, грусти красота

И журавлей отлет зарей прощальной.

О, зимней ночи жуть и нагота!

Зловещий ворон в белизне хрустальной

И лунный свет, и глушь, и немота...

28 октября 1910г.

                         К.Р.

Какой восторг! Какая тишина!
Благоуханно ночи дуновенье;
И тайною истомой усыпленья
Природа сладостно напоена.

Тепло... Сияет кроткая луна...
И очаро