«Знать о нём возможно более подробно – долг
 всякого русского человека, потому что такие 
 люди, как архиепископ Николай, – гордость и 
 украшение своей страны»
А. Платонова

Архиепископ Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) родился 1 августа 1836 г. в селе Березе, Вольского уезда Смоленской губернии. Отец его, Дмитрий, был диаконом. Тяжелую жизненную школу пришлось пройти юному Иоанну. Жизнь провинциального духовенства в то время была крайне бедна. Пяти лет мальчик остался сиротой – умерла его мать, Ксения Алексеевна, посеявшая в душе сына первые семена веры в Бога.

Школьные годы отрока Иоанна проходили среди многих лишений – холода и голода. Но эти трудности укрепили его волю. По отзывам людей, знавших его в детстве, он всегда был веселым и жизнерадостным. Имея прекрасные умственные способности, Иоанн Касаткин в 1856 г. блестяще окончил Смоленскую Духовную семинарию и был принят на казенный счет в Петербургскую Духовную академию.

Когда юноша заканчивал четвертый курс, неожиданно определился его дальнейший жизненный путь. Однажды, проходя по академическим комнатам, Иван Дмитриевич увидел на столе лист бумаги с предложением Синода кому-нибудь из оканчивающих Академию занять место настоятеля посольской церкви в Японии и приступить к проповеди Православия в этой стране. На листе уже стояло несколько фамилий его товарищей. Это приглашение, видимо, не произвело особого впечатления на юношу, и он спокойно пошел ко всенощной. Но в храме совершилось его призвание. Голос Божий коснулся его души и он вдруг решил, что должен ехать в Японию, и не женатым священником, а монахом. Что-нибудь одно – либо миссия, либо – семья, – твердо решил он . Через тридцать лет после этого дня преосвященный Николай вспоминал, что какое-то неудержимое желание служить Церкви потянуло его тогда в Японию.

Решение было принято. Начальство сочувственно отнеслось к намерению студента Иоанна Касаткина. Вскоре (24 июня 1860 г.) Иван Дмитриевич был пострижен в монашество с именем Николая. В «объятия Отча» звала его Церковь и радостно пошел он навстречу им, отдал на служение Церкви молодость, все свои дарования и всю свою жизнь. 29 июня, в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла, он был рукоположен в иеродиакона, а 30 июня, в день Собора Двенадцати Апостолов, то есть в престольный праздник академической церкви – в иеромонаха.

Быстрое и бесповоротное избрание отцом Николаем своего жизненного пути говорит о многом. За все предшествующие годы он приучил себя быть внимательным к внутреннему голосу, и когда в душе прозвучал призыв на служение Церкви, он с глубокой верой в промысл Божий, подобно пророку Исаии, ответил: «... вот я, пошли меня» (Ис 6:8).

Знаменательны слова, которые сказал епископ Нектарий, постригавший юношу Ивана Касаткина в монахи: «Не в монастыре ты должен совершить течение подвижнической жизни. Тебе должно оставить самую Родину, идти на служение Господу в страну далёкую и неверную. С крестом подвижника ты должен взять посох странника, вместе с подвигом монашества тебе предлежат труды апостольские».

И так, простившись с родными, он отправился в далекий путь. С собою он взял Смоленскую икону Божией Матери, которую хранил всю жизнь. Повторить подвиг служения в чужой стране святого равноапостольного Николая без Божьей помощи не представляется возможным. Успех Русской духовной миссии в Японии благодаря трудам святителя Николая был ошеломляющим. Даже инославные христиане восторженно отзывались о ней: «Наряду с Англиканскою, Японскою Церковью стоит великолепная Русская Миссия под водительством лучшего христианина в Японии, Архиепископа Николая...» – говорилось в отчете английского посла. Сам российский Император Николай II писал епископу Николаю в конце 1905 го да: «Вы явили перед всеми, что Православная Церковь Христова, чуждая мирского владычества и всякой племенной вражды, одинаково объемлет все племена и языки. <...> Вы, по завету Христову, не оставили вверенного Вам стада, и благодать любви и веры дала Вам силу выдержать огненное испытание брани и посреди вражды бранной удержать мир, веру и молитву в созданной вашими трудами Церкви».

Сам же владыка о своих трудах рассуждал так: «Разве есть какая-нибудь заслуга у сохи, которою крестьянин вспахал поле? Разве может она хвалиться: “Глядите-ка, православные, что я наделала!” Роль наша не выше сохи. Вот крестьянин попахал, соха износилась. Он её бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха начнёт пахать. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть дело Божье растёт! А всё-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит, и ты не заржавел. Значит, за работой на Божьей ниве и твоя душа несколько очистилась. И за сие будем всегда Бога благодарить».

Эти слова святого равноапостольного Николая Японского обращены и к нам, живущим сто лет спустя после его блаженной кончины. Будем учиться у Святителя трудолюбию, ревности и умению доводить начатое дело до конца, несмотря ни на какие искушения и козни дьявольские. Будем не только умом изучать, но жизнью усваивать его духовное наследие, которое в наше время становится как никогда актуальным, потому что миллионы людей как у нас в стране, так и за рубежом, жаждут услышать ёмкое, яркое и властное слово о Христе, просоленное духовным опытом как самих проповедников, так и их прославленных учителей.

Святой Николай сам долгое время учился, как проповедовать японцам, потому что в каждом народе, в каждой стране есть свои нюансы миссии. Святитель очень деликатно и сдержанно, не подвергая насилию, с радостью, любовью и пониманием старался достичь их сердец. То, что в результате его трудов имела русская православная миссия в Японии, - это 30 000 православных верующих, 72 православных храма – это плоды его трудов, его действительно равноапостольной миссии, которая продолжалась более чем 50 лет (точнее, около 52 лет).

Но все эти плоды и восторженные отзывы будут гораздо позже. А пока 2 (14) июля 1861 года иеромонах Николай на военном транспорте «Амур» прибыл в японский порт Хакодате на юге острова Эдзо (Хоккайдо). Суровая жизнь провинциальной Японии очень скоро заставила его пересмотреть перспективы, которые он рисовал в воображении до прибытия на место своего пастырского служения. Однако он вскоре вынужден был убедиться, к великому своему сожалению, но отнюдь не разочарованию, что сразу невозможно приступить к проповеди Евангелия среди японцев из-за «отсутствия у них логического мышления», атеизма высших слоев общества и сильного влияния буддизма и синтоизма. Впоследствии успехи миссионерской деятельности заставили его изменить первоначальный взгляд.

«Когда я ехал туда, я много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моем воображении, как невеста, поджидающая моего прихода с букетом в руках. Вот пронесется в ее тьме весть о Христе, и все обновится... Тогда я был молод и не лишен воображения, которое рисовало мне толпы отовсюду стекающихся слушателей, а затем и последователей Слова Божия, раз это последнее раздастся в Японской стране... Приехал, смотрю, - моя невеста спит самым прозаическим образом и даже и не думает обо мне».

Когда молодой и ревностный миссионер прибыл в Страну восходящего солнца, о проповеди Евангелия, действительно, там не могло быть и речи, ибо «тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христианство как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи».

Поначалу о. Николая принимали за европейского шпиона и спускали на него собак, а встречные самураи грозили иеромонаху клинками. Но на тот момент он писал: «Один Господь знает, сколько мне пришлось пережить мучений в эти первые годы. Все три врага: мир, плоть и диавол – со всей силою восстали на меня и по пятам следовали за мной, чтобы повергнуть меня в первом же темном, узком месте, и искушения эти были самые законные по виду: «Разве я, как всякий человек, создан не для семейной жизни? Разве не можешь в мире блистательно служить Богу и ближним? Разве, наконец, не нужны ныне люди для России более, чем для Японии?» И т. д. Тысячи наговоров выливают тебе в уши, и это каждый день и час, и наяву и во сне, и дома в келье, и на молитве в церкви. Много нужно силы душевной, великое углубление религиозного чувства, чтобы побороть все это».

Не имея возможности вести полноценную проповеднеческую деятельность, иеромонах Николай берёт на себя подвиг изучения труднейшего японского языка и культуры той страны, которую ему предстояло просветить. Восемь лет по 14 часов в день он посвящает занятиям. Вот как описывает это время в своих дневниках Святитель Николай: «Приехав в Японию, я, насколько хватало сил, стал изучать здешний язык. Много было потрачено времени и труда, пока я успел присмотреться к этому варварскому языку, положительно труднейшему на свете, так как он состоит из двух: природного японского и китайского, перемешанных между собою, но отнюдь не слившихся в один... И такие люди, как пресловутый знаток японского языка, француз Рони, осмеливаются писать грамматики японского языка! Хороши грамматики, которые приходится бросить в угол, как ненужный хлам, спустя неделю по приезде в Японию! Видно, долго еще изучающим японский язык придется изучать его инстинктом, чрез чтение книг и механическое приучение себя к тем или другим оборотам разговорной и письменной речи.

Молодой миссионер посещал школу, чему всячески препятствовали, не давали посещать занятия. Даже на двери в учебный класс была вывешена надпись: «Православному священнику вход запрещен». Но Святителя Николая это не остановило, он просто снял бумагу с надписью, положил в карман и пошел дальше постигать язык, историю, литературу Японии.

Святитель Николай готовил себя для проповеди на японских шхунах и в японском обществе, в японской столице и в северной рыбацкой деревне. «Он должен был усвоить и приемы японского красноречия, и саму манеру японского мышления. Поэтому от книг он отрывается, чтобы идти в «говорильни», обедает в дешевых столовых, заходит в кумирни. Он должен был узнать, чем живет умственно и физически этот народ и как он молится в городе и в деревне». Поэтому, «если апостол Павел для эллинов становился эллином, то святитель Николай для японцев стал японцем».

И очень скоро первоначальные недоверие и подозрительность, с которыми многие смотрели на молодого священника, уступили место добродушию и гостеприимству. Он стал желанным гостем во многих домах г. Хакодате, доброта, отзывчивость и кротость иеромонаха Николая постепенно победили все трудности. Японцы почувствовали в нем друга, и он стал желанным гостем во многих домах.

"Как истинный пастырь Церкви Христовой, отец Николай возрастил в своей душе ту евангельскую любовь, которая дает власть подходить к чуткой душе, покорять ее, навсегда привязывать к себе. "Вначале завоевать любовь, а потом нести слово", - это было руководящим правилом всей деятельности "апостола Японии".

Уникальность личности святителя Николая заключается в том, что он один смог основать в далёкой от Родины стране среди носителей иного языка и культуры отдельную Поместную Церковь. Проходит всего несколько десятилетий, и мы читаем свидетельство посетившего Японию протоиерея Иоанна Восторгова: «Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такою известностью, как Глава Русской духовной миссии. В столице Японии не нужно было спрашивать, где Русская Православная миссия, довольно было сказать одно слово “Николай”... И православный храм назывался именем “Николай”... даже само православие называлось именем “Николай”. Путешествуя по стране в одежде русского священника, мы всегда и всюду встречали ласковые взоры, и в словах привета и разговора по поводу нас мы улавливали слухом среди непонятных слов и выражений незнакомого языка одно знакомое и дорогое: “Николай”». Вот ещё одно свидетельство: «Нам неоднократно приходилось быть свидетелями, как язычники, совершенно незнакомые Владыке, с шумным восторгом приветствовали его на улице, и их мощное «банзай Николай» частенько раздавалось в японских кварталах. А дети, милые японские дети, постоянно окружали его кольцом и, как бабочки на огонь, вихрем неслись навстречу суровому на вид, но с добрым, ласковым сердцем Святителю...

Должно заметить, что беспрерывный тяжёлый апостольский подвиг, праведная жизнь, особая прозорливость, чему мы сами были неоднократно свидетелями, давно уже между верующими православной Японии составили убеждение, что святитель Николай особенно близок и угоден Господу, что Он его прославил небесною славою. Даже язычники, и те помещали в газетах его портреты с сиянием и нимбом и часто называли его “Сей да кео” (более точно: “Сэй да кёо” – В.Д.), то есть “святой архиепископ”».

Как видно, авторитет святителя Николая (Касаткина), заслуженный тяжёлыми, непомерными трудами по духовному просвещению Японии, оказался настолько велик, что пред его личностью преклонялись не только христиане, но и язычники. Несомненно, что такой авторитет был заработан, если можно так выразиться, не только святой жизнью архиепископа Николая, но и его рассудительной миссионерской практикой.

Святитель Николай с первым учеником Павлом Савабэ

В 1864 году первым, обращенным в Православие японцем, стал Такума Савабе (1835-1913), бывший самурай клана Тоса, жрец старой синтоистской кумирни в Хакодате. Некогда он странствовал по Японии, зарабатывая на жизнь уроками фехтования. Придя в Хакодате, он женился на дочери жреца синтоистской кумирни и принял не только его фамилию Савабе, но и наследственный жреческий сан каннуси и место служения своего тестя. «Мирно и безмятежно жил Савабе в язычестве. Будучи жрецом древнейшей в городе кумирни, он пользовался уважением народа, получая значительные доходы и зная только довольство и счастье. В семействе у него была прекрасная молодая жена, маленький сын и мать жены. Горд он был своим отечеством, верой своих предков, а потому презирал иностранцев, ненавидел их веру, о которой имел самые неосновательные понятия».

Савабе состоял членом тайного общества, состоящего из группы военных, поставивших своей целью изгнать всех иностранцев из Японии. Он был известен как превосходный фехтовальщик и в качестве учителя фехтования приходил к сыну русского консула И. А. Гошкевича.

Савабе счел о. Николая представителем агрессивной политической силы, а посему - своим личным заклятым врагом. Поскольку он полагал, что религия этого священника более, чем что-либо другое, способна нанести вред его стране, Савабе задумал вовлечь о. Николая в дискуссию, а затем убить его, если не удастся одержать в споре верх.

Исповедуя действия благодати Божией, в день своего 50-летнего юбилея, об этих первых шагах своей деятельности, святитель так говорил: «50 лет тому назад я приехал сюда проповедовать учение Христово; но тогда не только никто не был расположен слушать его, а все с враждой относились к нему. Один из тогдашних врагов христианства здесь, пред нашими глазами, ныне один из почетнейших между нами. Он тогда известен был в Хакодатэ, как замечательный фехтовальщик; поэтому приглашен был давать уроки фехтования сыну русского консула в Хакодатэ. Каждый день я там встречался с ним, и всегда он молча смотрел на меня с враждебным видом; наконец, враждебное чувство привело его ко мне. Пришедши, он грубо начал: - "Вы, варвары, приезжаете высматривать нашу страну; особенно такие, как ты, вредны; твоя вера злая". "А вы знаете мою веру, что так отзываетесь о ней?" - спросил я. "Ясно не знаю". - А не зная вещи, поносить ее - разумно ли?" Это несколько остановило его, но он с прежнею грубостью произнес: "Так что же за вера твоя? Говори". "Изволь слушать, - ответил я.

И стал говорить о Боге едином, о Боге Творце вселенной, Боге Искупителе. По мере того, как я говорил, лицо моего слушателя прояснялось, и он, не переставал внимательно слушать, одною рукою достал из-за пояса тушницу, другою - из рукава бумагу, и стал записывать мою речь. Через час или полтора он был совсем не тот человек, который пришел. - "Это совсем не то, что я думал",- сказал он, когда я окончил говорить. "Поговорите еще, - попросил он уже ласково". "Приходите", - пригласил я. И он стал приходить каждый день; а через неделю был уже в душе христианином. Скажите, что его обратило ко Христу? Когда-то сильный противник христианства Савл был внезапно обращен светоносным явлением ему Господа Иисуса Христа. Там было великое чудо. Здесь я вижу также чудо, только прикровенное. Тот же Христос невидимо Своею благодатию коснулся сердца Своего врага, сердца чистого, только пребывавшего во мраке, блеснул на него лучем Своего света, - и врага не стало; он обратился не только в верного последователя, но и в горячего проповедника Христа».

В письме от 20 апреля 1865 года иеромонах Николай пишет митрополиту Исидору: «Жрец с нетерпением ждет от меня крещения. Он хорошо образован, умен, красноречив и всею душою предан христианству. Единственная цель его жизни теперь – послужить отечеству распространением христианства, и мне приходится постоянно останавливать его просьбы из опасения, чтобы он не потерял голову, прежде чем успеет сделать что-либо для этой цели».

Об опасности положения Савабе позволяет судить следующий его рассказ: «Открыто читать эту книгу [Евангелие] я не мог, а читать хотелось. Вот я и выдумал читать ее в то время, когда совершал службы в своем мия [т.е. в языческом храме]. Положишь, бывало, перед собой Евангелие вместо языческого служебника, да и читаешь, постукивая в обычный барабан. Никто и не думал, что я читаю иностранную «ересь»».

«Дальнейшее также полно указаний на помогающую благодать Божию. У Савабе был друг, доктор конфунцианец, которому он стал сообщать свои познания о Христовом учении и старался передать ему свою веру. Сакай, друг его, сначала только смеялся над ним и опровергал его тогда, но недолго это длилось; Сакая тоже коснулась благодать Божия; и он сделался не только последователем и проповедником Христа, но и великим постником и молитвенником. Старые христиане, конечно, помнят, как он здесь, будучи диаконом, иногда во время ектении, которую произносил, в молитвенном восхищении припадал на землю и долго так оставался, умиляя всех и возбуждая глубокое молитвенное настроение».

Не делая тайны из своих новых убеждений, Савабе рассказал о христианской вере друзьям. Кое-кто из друзей упрекнул его за то, что он подпал под влияние иностранца, но один врач по имени Сакай Токурэй (в крещении Иоанн), уроженец княжества Сэндай, стал подробно расспрашивать о новой религии, задавая вопросы, на которые сам Савабе не всегда мог ответить. В таких случаях он обращался за помощью к отцу Николаю. Наконец сам Сакай решил встретиться со священником. В конце концов, Сакай оставил свою семью и переселился вместе с младшим братом в г. Хакодате специально для изучения и последующего распространения Православия. Здесь он активно занимался врачебной практикой, совмещая ее с проповедью вероучения, и затем все вырученные деньги передал на нужды общины. По словам святителя Николая, «среди пациентов Сакаи оказался один правительственный чиновник, некий Ямамото, направленный сюда для сбора информации о распространении христианства среди местного населения, разумеется, «не с доброй целью». Однако, слушая все, что касалось предмета его особого поручения, «он незаметно стал и в самом деле увлекаться и кончил тем, что признался во всем Сакаю и стал искренне изучать православную веру; в настоящее время он каждый вечер вместе с другими проводит у меня, слушая объяснение Православного Исповедания; еще через месяц он отправится в Едо [Эдо, современный Токио], чтобы третьим христианином стал Урано Дайдзо (в крещении Иаков), бывший врач, он имел постоянное место жительства в деревне Намбу на о. Хонсю.

Так у святителя Николая появились первые преданные ученики и ревностные служители дела Христова. К этому времени, когда в Японии появились первые христиане, святитель Николай уже досконально знает язык, историю, культуру, литературу японского народа, и он берётся за перевод Священного Писания и богослужебных книг на японский язык. Весьма поучителен и для нас принцип, которым руководствовался святитель в своей переводческой деятельности:

«Не перевод Евангелия и богослужения должен опускаться до уровня развития народной массы, а наоборот, верующие должны возвышаться до понимания евангельских и богослужебных текстов».

В целом в процессе выстраивания тактики продвижения христианства в Японии святой равноапостольный Николай придерживался нескольких очень мудрых принципов, которые игнорировали многие проповедники других миссий и потому не имели в своем деле успеха.

Прежде всего, для успеха миссии необходимо было стать для японцев полностью своим. В этой связи первым основополагающим принципом миссии является глубокое знакомство с культурой страны, в которую направляется миссионер. В то время в Россию поступали самые обрывочные сведенияо Японии. По словам святого Николая, представление русского человека о рядовом японце сводилось к образу «какой-то фигуры в халате, с косичкой на маковке, смешно приседающей и хихикающей». Это происходило от недостатка знаний. Следовало, по мысли святителя, «изучить не костюм и внешние приемы японца, а его дух в историческом развитии, словом, изучить его литературу». Вот на это и обратил основное внимание молодой иеромонах Николай. Он преуспел настолько, что, по замечанию японской печати, знал историю и культуру.

Японии лучше многих японцев. Как отмечает профессор К. Накамура, владыка был, чуть ли не «единственным христианским миссионером, обладающим в эпоху Мэйдзи таким глубоким пониманием Японии». Святитель Николай даже думал о фундаментальном труде, о Японии «в географическом, этнографическом и историческом отношении». Такой труд не удалось реализовать, но несколько научных работ, посвящённых истории Японии, святитель всё-таки написал, среди них «Япония с точки зрения христианской миссии», «Докладная записка иеромонаха Николая директору Азиатского департамента П.Н. Стремоухову», «Сёогуны и Микадо. Исторический очерк по японским источникам».

Владыка писал: «…чем больше я занимался со страной, тем более убеждался, что близко время, когда слово Евангелия громко раздастся там и быстро пронесётся из конца в конец империи».

Вторым главным принципом миссионерской работы святитель Николай принял полный отказ от какой-либо политики: если хочешь проповедовать Христа, вести людей к Богу, откажись от политики. Святитель писал о том, что христианство в прежние времена было изгнано из Японии, прежде всего как политическое учение, возмущавшее народ против властей, подготавливающее страну к завоеванию её иностранцами.

На этом стоит остановиться особо. Дело в том, что эпоха святого Николая это уже вторая волна христианской проповеди в Японии. Впервые христианство в форме католицизма проникло сюда в XVI веке, нашло для себя благоприятную почву. К концу XVI века в Японии насчитывалось около 200 тысяч христиан и 200 церквей. Во времена наибольшего распространения христианства количество новообращённых в этой стране достигало 300 или 600 тысяч по разным источникам. Но, к сожалению, католические миссионеры часто, проповедуя Евангелие, применяли далеко не евангельские средства. Они смешивали религию с политикой, пытались вмешиваться в дела светского управления, интриговали при дворе князей, использовали ложь и подкуп. Придерживаясь принципа «цель оправдывает средства», иезуиты привлекали к себе подарками и несбыточными обещаниями. Большой вред христианской проповеди принесли европейские торговцы, относившиеся к местному населению с ненавистью и презрением. Они открыто похищали к себе на корабли японских женщин, а португальцы даже продавали японцев в рабство в Индию. Получилось так, что в сознании японцев слова «христианин», «европеец», «грабитель», «колдун», на какое-то время стали синонимами. В итоге японцы почувствовали угрозу своей национальной и государственной самостоятельности. В 1587 году верховный правитель Японии Тоётоми Хидэёси издал указ об изгнании иностранцев из страны и запрете распространения христианства.

Последовало жесточайшее гонение на христиан – на протяжении нескольких десятилетий были замучены около 280 тысяч человек. Христианство объявили развращённой сектой и запретили под страхом смертной казни. Японцы считали его тёмным пятном в прошлом своей нации. С конца XVII века оно считалось полностью уничтоженным, а иностранцам был закрыт въезд в страну. Только в середине XIX века японское правительство вновь стало заключать торговые отношения с европейскими державами.

Так называемое «открытие» Японии, последовавшее за ним в 1868 году падение сёгуната, восстановление императорской власти изменили ситуацию. Началась эпоха Мэйдзи - «просвещённого правления». Япония стала ориентироваться на запад, знакомиться с тем, что предлагает Европа. Изменение внутренней обстановки в стране способствовало миссии. В этой связи святитель решился на основание официальной Православной духовной миссии. Но это был Божий Промысл, сам же Николай (Касаткин) в политику никогда не вмешивался. Подтверждением полной аполитичности святителя стала русско-японская война 1904–1905 гг., в самом начале которой владыка Николай разослал по всем приходам Японской Православной Церкви «Окружное письмо», в котором, основываясь исключительно на христианских идеалах, благословлял японских христиан исполнить свой долг перед Родиной. Он писал: «Кому придётся идти в сражения, не щадя своей жизни, сражайтесь – не из ненависти к врагу, но из любви к вашим соотчичам... Любовь к Отечеству есть святое чувство...» А ведь, по сути, речь идет о том, чтобы поражать на фронте русских людей, «соотчичей» Святителя. Правда, дальше он продолжал: «Но кроме земного Отечества у нас есть ещё Отечество небесное... Это Отечество наше есть Церковь, которой мы одинаково члены и по которой дети Отца Небесного действительно составляют одну семью… И будем вместе исполнять наш долг относительно нашего небесного Отечества, какой кому надлежит... И вместе с тем будем горячо молиться, чтобы Господь поскорее восстановил нарушенный мир...» Святитель прекратил на время войны всякую переписку с Россией и всецело посвятил себя переводческой работе.

Третий миссионерский принцип – полная искренность и открытость, никаких искусственных приёмов, никакой фальши, интриг или обмана ради видимой выгоды. Казалось бы, всё это так понятно, но вспомним, какие ошибки были допущены в прошлом. В своё время католики при обращении японцев не гнушались ложными чудесами и фокусами с использованием научных достижений европейцев.

В статье «В Японии жатва многа...» святитель Николай (Касаткин) описывает методы миссионерской деятельности западных проповедников: «Католические миссионеры, в самом деле, без зазрения совести и очертя голову, пользовались, как вспомогательным средством к обращению народа в католичество, превосходством европейских технических и физических наук пред японскими, выдавая разные фокусы за чудеса. Показывают, например, японцу зеркало, на котором, под политурою, искусно нарисована, видимая только при известном освещении, голова лошади. “Смотри, говорят, на что ты похож”. Японец приходит в ужас от своего душевного безобразия. “Молись же, продолжают, если не хочешь остаться скотом”. Японец усердно начинает твердить: “сенсубари, сенсубари”, (должно быть: Jesus Maria или Sancta Maria). Когда затем, по прошествии назначенного срока, проведённого в молитве, он снова является к миссионерам, то, к несказанной радости, видит себя в зеркале уже не лошадью, а ангелом. Умели также миссионеры под видом сверхъестественных чудес показать в комнате море, гору и т.п. Всё это принесло очень горькие плоды! Стоит послушать в настоящее время признания японцев и, особенно, японок, с каким страхом они в первое время по прибытии иностранцев прятались от них, воображая в них как в христианах колдунов, способных на всё».

Сам архиепископ Николай всячески сторонился какой-либо фальши, искусственности, особенное отвращение испытывал к искусственному усилению эффекта проповеди. Собственно, в этом и не было никакой нужды, потому что благодать Божия действовала в недрах Японской Церкви, по замечанию святителя, так же явно, как и в Русской Церкви, что, в частности, выражалось в чудесах посредством святых Таинств: «Чудеса в Русской Церкви не редкость; но совершаются ли они по молитвам священников или по вере других, это трудно определить; ведь чудотворцы не выставляют себя – они скромны и приписывают не себе чудеса, а благодати Божией, которая и есть творящая их сила. Ведь и в Японской Церкви совершаются чудеса, особенно от таинства Елеосвящения: когда оно совершается над больным, тогда непременно или происходит выздоровление, или же облегчаются страдания. Удостоившиеся благодати творить чудеса обыкновенно горят любовью к Спасителю и находятся в преискреннем общении с Ним чрез таинство Евхаристии».

Четвёртый принцип – внешняя лояльность к традиционным религиям Японии. Святитель никогда не начинал с огульной критики местных религий. Чтобы это понять, надо обратиться к контрастам, иначе мы не объясним некоторых особенностей проповеди святителя Николая. В XVI веке католические миссионеры жестоко преследовали адептов и жрецов языческих религий. Они высмеивали и преследовали бонз, называя их дьяволами, подстрекали новообращенных к поруганию туземных богов, уничтожению языческих идолов и другими способами демонстрировали крайнюю нетерпимость к японской религии. Всё это только обостряло отношения между коренным населением и иноземцами, несущими какую-то новую, агрессивную, как им казалось, веру. В свою очередь святитель Николай, углубляясь в сущность религий, господствовавших в Японии на протяжении веков, замечал в них зёрна истины, добра и правды, искренних духовных исканий. Святитель не обличал огульно синтоизм, буддизм и конфуцианство, но пытался показать японцам их недостаточность и неполноценность. Христианство представало как религия, удовлетворяющая всем исканиям человеческой души, чего не могли дать другие религии. В этом отношении показательна первая миссионерская беседа святителя со жрецом Савабе, ставшим первым христианином. Святой Николай не набросился с критикой на религию жреца, а предложил разобраться в христианском учении, которое Савабе огульно отрицал.

Пятый принцип – терпимое отношение к инославию – католичеству и протестантизму.

Его веротерпимость была продиктована той очевидной истиной, что в стране, нехристианской по своей сути. Вдаваться в раздоры с иными христианскими конфессиями могло вызвать, во-первых, возможный политический конфликт и интриги, а во-вторых, подрывало само доверие к христианству, в котором препираются друг с другом те, кто вроде бы веруют в одного Иисуса Христа. Святитель даже допускал, что иные конфессии не лишены Божией заботы, ибо Бог есть везде, где делается добро: «Католичество и протестантство ныне в мире в полном расцвете. Миллионами образованных умов, развитых сердец и крепких воль они обладают и располагают. Что же удивительного, что они везде имеют успех. Это – туча, нависшая над миром. Но Бог допускает это. Даже больше! Бог, вероятно, и помогает доброму в католичестве и протестантстве, ибо доброе везде – Божие».

Вместе с тем, святитель свято верил в истинность Православия. Ему даже казалось, что Православие должно со временем объединить в себе иные конфессии: «Обладание истиной должно доставлять спокойствие, иначе мы сами не верим в своё обладание. Придёт время: образованные умы, ныне служащие инославию, сами же разнесут его по клочкам как ложь; а наши невежественные умы православные – разовьются и отразят весь блеск Православия, – и пойдёт оно волнами света по лицу земли, – не облаками и тучей. Вместо католического рабства узнают люди подчинение истине, вместо протестантского своеволия возлюбят свободу. Так не печалиться же, а делать спокойно своё дело с радостною уверенностью в будущей победе. Мир принадлежит истине, а не лжи; истина же – в Православии, но нужно, чтобы истина постепенно овладела миром: скороспелое и насильственное завоевание непрочно. Православное миссионерство должно быть делом всей Русской Церкви, – не разных hoard of Missions и тому подобных мелких делений. Но нужно, чтобы в сознание Русской Церкви вошла обязанность миссионерства».

Еще одна черта миссионерской практики святителя: он не чуждался советоваться со своей японской паствой по тем вопросам, которые имели ключевое значение для воцерковления японцев. Например, при переводе Священного Писания и богослужебных книг ряд трудностей был связан с тем, что многие иероглифы на протяжении веков использовались буддистами и синтоистами. Это придавало некоторым японским терминам определённый нехристианский смысловой оттенок, что делало рискованным их употребление в православном контексте. В таких ситуациях святитель рассылал перевод того или иного стиха или понятия по японским приходам, прося духовенство и мирян высказаться о восприятии перевода.

По мнению святого Николая, будущее Православия на японской земле всецело зависит от тех людей, которые будут его представлять. В этой связи особые надежды он возлагал на самих японцев, принявших Евангелие: «Приступая к делу Миссии, в числе туземцев, прежде всего, должно искать таких людей, которые способны были бы, приняв христианскую веру, сами в свою очередь, послужить для распространения ея. На них, как скоро они найдены, миссионер по преимуществу не должен щадить не своего времени и труда, не своих материальных средств, какими может располагать; это его будущие помощники в деле проповеди, катехизаторы. В первое время, пока христианскому проповеднику недозволенно ещё открыто являться пред народом с проповедью. На этих-то катехизаторах по преимуществу основывается надежда на возможное расширение пределов проповеди: достаточно наученный вере и, для большей свободы в употреблении времени и сил своих на дело служения вере, обеспеченный дневным пропитанием, катехизатор под руководством миссионера может делать у себя веропроповеднические собрания для своих знакомых, входить в другие дома с проповедью, и даже, по мере возможности, отправляться для проповеди в другие города и селения» (Инструкции, параграф 12). Увы, этот принцип перестал действовать успешно со смертью святителя. К настоящему времени численность православных японцев не достигает того числа, что было при жизни святого.

А ведь сам архиепископ Николай воспринимал миссионерское служение как исполнение Евангелия, как совершение той миссии, которая продолжает на земле дело Христа. «Я счастлив, что имею радость служить водворению Царства Божия на земле. Нет важнее сего служения на земле. Для него Бог облёкся в человеческую плоть и Сам непосредственно нёс его, для продолжения его Он избрал святых апостолов, и они, по Его наставлению, поставляли себе приемников и заповедали делать то же в роды родов и до скончания мира. Поприще сего служения – весь мир, всем народам должно быть проповедано Евангелие Царства Божьего… Мы не можем просить у Бога и Его святых угодников, чтобы они устранили с нашего миссионерского пути все трудности и всё, что может причинить нам душевные страдания, мы можем только молить, чтобы Он облегчил нам несение креста, помогая переносить трудности и сопряжённые с ними душевные страдания, какие предлежат нам на миссионерском пути. Наше служение есть рождение духовных чад Богу, какое же рождение не сопряжено с муками? И на них мы заранее должны быть готовы».

В народной среде, к сожалению, нередко можно услышать пессимистичные рассуждения о наступающем конце света, из чего всегда следует вывод, что ни за что браться не надо, поскольку конец уже наступает. Нагнетаемый эсхатологизм никогда не способствовал активизации миссии, напротив, парализует волю к действию. В противовес этому, активная миссионерская деятельность святителя способствовала его оптимистичному взгляду на жизнь: «Но всё же таки неправда, что “близок конец мира”. Временное это».

Близость конца света святой Николай отрицал на том основании, что многие народы земли ещё не знают Евангелия: «Моя мысль и моё твёрдое убеждение, основанное на Слове Божием, то, что все народы в мире, и каждый народ в отдельности непременно должны услышать Евангелие: а какой степени христианизации достигнет каждый народ, это зависит от свойств его, от того, широко или узко он отверзает своё сердце для принятия благодати Божией. Но отдельных святых личностей… непременно должен дать каждый народ, хотя бы он в массе не был высоко достоин перед Богом».

Для того, чтобы реализовать все эти принципы владыке приходилось много трудиться, что он и делал. Каждый день святителя Николая был расписан по часам: вставал архиепископ в пять утра, а уже в семь принимал секретаря, который приносил различные письма с прошениями, которые святитель лично читал и на все давал ответ, затем он участвовал в богослужениях, а в шесть вечера начинался второй день, когда к нему приходил помощник и начинался перевод священных книг. Труд был очень кропотливым, иногда за четыре часа работы удавалось перевести всего 3-4 стиха Евангелия.

Все деньги, которые получал владыка, шли на развитие Миссии, а сам владыка жил в абсолютной скромности, не имея подчас самого необходимого. Его часто можно было встретить идущего пешком по улицам Хакодатэ. Поскольку повозки у владыки не было.

И даже будучи уже смертельно больным, он не переставал работать над переводом Священного писания и только просил прожить подольше, чтобы больше перевести.

В Евангелие сказано: «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Ин. 10, 16). Равноапостольный Николай и явился таким пастырем, который отправился на поиск овец вне ограды, в страну, которая вообще не была просвещена светом Христианства. В то же время в Японии вели активную деятельность проповедники католичества и протестантизма. Но только равноапостольный Николай избрал курс ненасилия над отечественной культурой японцев. Замечательный принцип его миссионерской деятельности заключался в том, что он насадил именно Японскую Церковь, а не филиал Русской Церкви, как это случилось в других странах, где приходы посещают лица, скучающие по Родине. Именно насаждение семян веры в этой культурной среде – замечательный миссионерский крест, на который обращают внимание все, кто занимается данной темой.

Священник Иоанн Оно затронул тему оставленного равноапостольным Николаем Японским наследия. Он отметил три главных достижения святителя: перевод книг Священного Писания на японский язык, воспитание японских клириков и связь с Русской Православной Церковью. Эти направления деятельности святителя актуальны и сегодня. Православные японцы пользуются его текстами, проповедями, переводами; японские священники молятся вместе с православными японцами и приезжающими в Японию из России, Болгарии, Сербии, Греции, других стран; богослужебная жизнь Японской Церкви является полноценной частью Вселенского Православия.

24 марта 1906 года епископ Николай был возведен в сан архиепископа. Послевоенное время принесло новые испытания. Поток пожертвований на православную миссию в Японии из России почти прекратился. Вследствие этого миссия вынуждена была уволить 30 катехизаторов и закрыть Катехизаторское училище.

В 1908 году на Киотоскую кафедру прибыл епископ Сергий (Тихомиров). Он быстро овладел японским языком и занялся активной миссионерской деятельностью, разъезжая по всей Японии. Его появление весьма утешило архиепископа Николая, писавшего: "Теперь я могу спокойно умереть в уверенности, что дело миссии в добрых руках", а также: "...еще бы нам надо двух таких же ревностных миссионеров. Молим об этом Бога и обращаем взоры на Россию".

В июле 1911 года было торжественно отмечено пятидесятилетие служения отца Николая на японской земле. Епископ Сергий (Тихомиров) писал: "Вот начали съезжаться со всех концов Японии иереи, катехизаторы... Их только одних было свыше 120 человек, а поусердствовали и многие провинциальные христиане. И вот 75-летний старец ежедневно с раннего утра до позднего вечера сидел в своей комнате и выслушивал доклады иереев о состоянии их приходов, рассказы катехизаторов о проповеди в пределах их ведения или любезно беседовал с какой-нибудь бабушкой, прибывшей из далеких краев. Начался собор... А на нем разве мало дела, волнений? Празднование юбилея... В течение одного дня Литургия, молебен, обед в отеле с почетными гостями, музыкальный вечер. Этим мы, молодые, закончили. Но 75-летний старец был приглашен на собрание бывших воспитанниц Суругадайской школы. И пошел. И не столько слушал, сколько говорил и поучал. Нужно было удивляться тому, как мог вынести владыка такой день... А и завтра не обещало отдыха. Долгое, часа на четыре, чтение адресов. А вечером обед на миссийском дворе, с сотнями христиан... Но мне кажется, и этот день прошел бы для почившего сравнительно благополучно, если бы не заключительный момент... Воодушевленный речами, владыка встал, с необыкновенной энергией как-то вздернул головой и голосом, которого достало на всю широкую площадь, занятую обедавшими сотнями христиан, предложил спеть японский гимн в честь Его Величества, императора Японии, благодаря религиозной терпимости которого христианство получило возможность не только распространяться, но и пользоваться если не покровительством, то, во всяком случае, полным благополучием. Нужно было видеть необыкновенное возбуждение владыки, его покрытое румянцем лицо. Нужно было слышать, как владыка не только первый запел гимн, но и пел его до конца... Нужно было видеть этот молодой огонь в столь немолодом уже организме. И тогда ясно было бы каждому, что этот момент не мог для расстроенного сердца владыки пройти бесследно..."

Нервное напряжение и переутомление этих дней обострили сердечную астму, которой страдал владыка. Силы его стали быстро таять.

Незадолго до кончины владыка говорил епископу Сергию: "...Роль наша не выше сохи. Вот крестьянин попахал, соха из-носилась. Он ее и бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха начнет пахать. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть Божье дело растет! А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит - и ты не заржавел. Значит, за работой на Божьей ниве и твоя душа несколько очистилась, и за сие будем всегда Бога благодарить".

В последний раз архиепископ Николай служил в первый день Рождества Христова 1912 года. Через несколько дней его положили в больницу св. Луки в Цукидзи. В конце января владыка вернулся домой, а 3 февраля на 76-м году жизни святитель Николай Японский мирно отошел ко Господу.

В день похорон, с утра на четырех престолах было отслужено четыре литургии об упокоении души архиепископа Николая. В 11 часов в соборе Воскресения Христова началось отпевание, совершавшееся, главным образом, по-японски. Среди прочих венков выделялся венок от императора Японии – этой чести иностранцы удостаивались исключительно редко. После отпевания гроб был обнесен вокруг собора и установлен на колесницу. Похоронная процессия, растянувшаяся на десять километров, направилась к кладбищу. “Рвет неистово хоругви наши ветер. Пришлось их нести в опущенном положении. Идут воспитанники, воспитанницы. Все в однообразных костюмах. У всех в руках пальмовые ветви, символ веры в победу дела владыки в Японии. Многочисленные цветы, сотни венков. Святые иконы, кресты. Иереи, диаконы в священных облачениях… Многие катехизаторы в стихарях. В полном облачении с посохом в руках епископ. Ордена владыки. Все принадлежности архиерейского сана, носившиеся владыкою. В заключение колесница с дорогим гробом, представитель России в шитом золотом придворном мундире. И лента, бесконечная лента христиан…”

Шли годы. Время не затмило памяти святителя Николая. 10 апреля 1970 г. Русская Православная Церковь причислила архиепископа Николая к лику святых. При канонизации за свою миссионерскую деятельность в Японии он получил наименование равноапостольного – одно из величайших духовных именований. «Самые эти факты, – пишет митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Антоний (Мельников), – имеют глубокое значение: казалось бы, во второй половине XX века умаляется вера, но ясным светом загорается новая звезда на церковном небосклоне, свидетельствуя о непрерывном возрастании Церкви как Царствия Божия. Самое же наименование «равноапостольный» говорит о непрекращающейся связи современной Церкви с первохристианской апостольской». Официально было провозглашено то, что жило в сознании православных людей со дня кончины святителя, который, будучи равноапостольным в подвигах, причислен к лику равноапостольных святителей и ныне возносит свои молитвы обо всей Церкви Православной.

Память святого равноапостольного Николая архиепископа Японского совершается в день кончины 3/16 февраля, а также в день Памяти Собора Смоленских святых.

О пречестная и священная главо и благодати Святаго Духа исполненная, Спасово со Отцем обиталище, великий архиерее, теплый наш заступниче, святый святителю, равноапостольный Николае Японский! Предстоя у Престола всех Царя и наслаждаяся света Единосущныя Троицы и херувимски со ангелы возглашая песнь трисвятую, великое же и неизследованное дерзновение имея ко Всемилостивому Владыце, моли спастися обращенным тобою ко Христу, и всея паствы Христовы людем. Упроси Вышняго: страждущую страну Российскую от лютых безбожник и власти их Господь да свободит, и да возставит престол православных правителей; верных рабов Его, в скорби и печали день и нощь вопиющих к Нему, многоболезный вопль да услышит и да изведет от погибели живот наш, процветание Православия в стране нашей Российстей и в земли Японстей да утвердит. Архиереи благолепием святительства да украсит, монашествующыя к подвигом добраго течения да укрепит: царствующыя грады и вся грады страны добре сохранит. О святителю предивный! Мир весь предстательством твоим умири: от глада, жажды, пагубы и крамолы избави ны, от стихий часто находящих на ны, грех ради наших многих, от тлетворных ветр, губительныя язвы и от нападения иноплеменных сохрани. Старыя утеши, юныя настави, безумныя умудри, вдовицы помилуй, сироты заступи, младенцы возрасти, плененныя и в темнице сидящыя свободи и возврати, немощствующыя исцели, плавающым буди добрый кормчий, и всех везде тепле призывающих тя и с верою притекающих к тебе, и усердно припадающих, и молящихся тебе от клеветы и всяких напастей, враг видимых и невидимых, бед и всякаго зла твоим ходатайством свободи. Моли о нас Всещедраго и Человеколюбиваго Христа Бога нашего, да простит нам вся грехи, от юности содеянныя нами, и в день страшнаго пришествия Его от шуияго стояния избавит нас и радости святых причастники сотворит, да купно с ними славим Единаго в Троице Бога, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. Аминь.